Басурманин. Крылья каарганов
Шрифт:
– Что ты! Что ты! И в мыслях худого не было! – отдёргивая руку, зашептал боярин. – Беда у нас, хан!
Дамир схватился за кинжал, когда из трапезной, шумно гомоня, появились матроны.
– В опочивальне всё готово? Пора уж молодых провожать!
– Мёду! Мёду отнесть не забудьте!
– Перинки-то пух-пухом!
– Да послухов 35 , послухов позвать надобно!
– А где боярин? Куда подевался Яр Велигорович? Пора уж!
Дамир подхватил Магуту под руку и, увлёк за угол. Распахнув двери думных палат, втолкнул туда боярина и, войдя следом,
35
Послухи – тайные свидетели.
– Сказывай, что стряслось, да поживей! Тебя уж на пиршество требуют.
– Беда, хан! – тяжело дыша и отдуваясь запричитал боярин. – Черниговские увериться желают, что всё чин чином станется. Мамки да няньки послухов к дверям опочивальни повели. Поутру придут увериться, что княгиня непорченой была. А невеста-то у нас с изъяном. Да и жених, ведомо кто… Делать-то чего? Нам ещё хулы недоставало!
– Ты же сказывал, всё сговорено? Решённым дело звал.
– Дык сговорено всё с князем Муромским. Кто же знал, что с Чернигова явятся, да увериться порешат, что де брак по закону справлен. Начнут сказывать князь не справился. Сраму не оберёшься. Пойдёт молва, да рты-то всем не прикроешь. Ой, хула! Ой, злословие!
– Чего аки баба голосишь, боярин? Об том думать полагалось, когда вы с князем Мстиславом свадьбу сею затевали, одну девицу за другую сватали. Сказывал – быть беде. Не послушали! А теперь, коли тайное откроется, в сговоре князей обвинят супротив Чернигова. И тогда не то, что поношения не избегнуть – престола лишатся и рязанский князь, и муромский.
– Так я и сказываю – беда! Делать-то чего?
Ярость нахлынула жарким пламенем. Дамир смерил боярина гневным взглядом и принялся осматривать думные покои. На столе стояла братина и кубки. Видать служка забыл убрать после встречи послов. Подойдя к столу, Дамир взял один, поставил перед собой, выхватил из-за пояса кинжал и, резанув по руке, сжал кулак. Тонкая алая струйка побежала в кубок.
Дамир посмотрел на боярина. Того замутило.
– Снесёшь в опочивальню, – глядя на его мучения, усмехнулся Дамир. – Да как молодых провожать станешь, князю куда поставишь шепнуть ни забудь. Хмель в голове бродит, как я погляжу, а, Яр Велигорович?
– Ой, нет, хан, уже не бродит! – кривясь и отворачиваясь, чтобы не смотреть, пробурчал боярин.
– Да неужто тебя от крови мутит, а?
Дамир убрал кинжал и приложил здоровую руку к груди. Он видел, с каким страхом Яр Велигорович взял кубок. Отперев двери, Дамир кивнул в коридор:
– Заждались поди! Обыскались! Снеси поскорее, покуда не пришёл никто.
И не взглянув на боярина, пошёл к трапезной.
Увидав басурманина, матроны закричали, завизжали, да и бросились врассыпную кто куда. Ухмыльнувшись, Дамир постоял у дверей, искоса поглядывая на шумное веселье, да и пошёл к себе.
***
Чем темнее становилось за оконцами, тем сильнее пробирала дрожь. Владелина посматривала на гостей и видила лишь хмельные ухмылки. Пиво и мёд лились рекой, одни угощения сменяли другие. Но она и кусочка бы проглотить не смогла. Да и не подобало молодым.
Влада украдкой взглянула на Дарину. Та смотрела на другой край стола. Оглядев гостей, Влада искала Дамира, но его
– Пора, гости дорогие! – вошёл в трапезную Яр Велигорович. – Пора проводить молодых в опочивальню. После до зари гулять станем. Мёда, пирогов вдоволь!
Гости зашумели, повскакали с мест. Боярин Яр Велигорович принял из рук стольника поднос с кувшином мёда и кубками, кряхтя поклонился молодым:
– Извольте идти почивать, князь со княгинею!
Послы муромского князя подхватили молодых под руки и под пьяные смешки и шуточки повели в опочивальню.
В дверях молодые остановились, поклонились гостям. Яр Велигорович, на правах старшего боярина, расцеловал в щёки княгиню, передав ей поднос с мёдом, обнял и расцеловал князя, что-то шепнув ему на ухо. Гогоча и подшучивая над робостью молодых, послы вновь подхватили их под руки и втолкнули в покои, крепко затворив двери, у которых тут же встали послухи черниговские, по три с каждой стороны, да по две мамки-няньки, да ещё по две матроны рязанские да муромские, роду знатного, боярского.
Хохоча и переговариваясь, гости вернулись в трапезную и пиршество продолжилось.
***
– Позволь мёду тебе поднести, – услыхала Влада тихий, вкрадчивый голос Дарины, когда двери за ними закрылись.
Она посмотрела на молодую. Томный взгляд с поволокой, гибкий стан, плавные движения.
– Поднеси! – согласилась Влада, чувствуя, как её начинает трясти.
Дарина поклонилась и пошла к столу, а Влада принялась оглядывать комнату. Заприметила угол в котором Яр Велигорович кубок припрятал. Увидала ложе просторное.
Дарина подошла, держа перед собой поднос:
– Отчего печалишься, княже? – заглянула она Владе в лицо, протягивая кубок. – Неужто страшишься меня? Али не сказали тебе, что ведома мне тайна твоя? Сколь уж с той поры прошло, как сосватали? Никому не открылась я, а теперь и подавно молчать стану.
Влада взяла кубок, отпила глоток и, подойдя к ложу, присела на край.
– И какая тебе в том выгода? За меня пойти, тайну сохранить… Отвечай, да ничего не утаивай.
– Ничего не укрою, всё скажу, – поклонилась Дарина. – Ведомо тебе, что вина за мной немалая есть? Кто беспутницу в жены возьмёт? Да и тебе нелегко жену добрую сыскать, аки сама девица. Вот и решили мой дядюшка с твоим батюшкой сей союз создать: престолы муромский и рязанский укрепить, тебя защитить, да вину мою сокрыть. Дядюшке не к чему поношенье и срам. Его всё хвори изводят. Того гляди духи призовут. Не желаю, чтобы из-за меня он тревогой маялся. Но как срок его придёт, ты стол муромский примешь. А я слово дала – князю, мужу моему, тебе значится, быть послушной во всём.
– Покорной, стало быть, сказываешься? Что велю, то и сделаешь?
– Так и есть. Чем в позоре жить сосланной, лучше я при тебе в терему останусь. Быть обузой тебе не желаю. Если надобно что – подсоблю.
– Сын твой где?
– В деревеньке, под присмотром у дядюшки. Без его на то дозволения, в Рязани он не появится. Не со мной об том будешь сговариваться, с князем муромским. Я приму любое ваше изволение. Только вот…
– Тревожит что? Сказывай.
– Послухов нам под двери черниговских поставили. Боязно мне, что подлог раскроется.