Басурманин. Крылья каарганов
Шрифт:
– Где же ты, Велимудр Крутович, это чудо заморское сыскал? – посмеиваясь, расспрашивали они молодого боярина.
– Неужто покрасивши не смог найти невесту?
– Князь-то у нас пригожий, ладный. И княгиня ему под стать надобна.
– А эта? Всем хороша девка. Да личиком не вышла.
– Басурманский хан и то попригожее будет!
Гости захохотали, веселясь шутке, но увидав Дамира, разом притихли.
– Ты пошто в дверях стоишь, боярин Далемир! Проходи, чай не в гостях! – позвал его Велимудр. – Налейте-ка мёду боярину!
Стольники засуетились и кинулись
– Садись! – звал его Велимудр, хлопая по лавке рядом с собой.
Гости, порядком приложившиеся к мёду, вновь загомонили, обсуждая прелести невесты. А Дамир, присев с боярином, лишь пригубил поставленный перед ним кубок.
– Тебя князь перед обеденной трапезой в покоях своих ждать будет, – склонившись к самому уху, прошептал Велимудр.
Дамир покосился на него, но ничего не ответил. Только отпил ещё глоток и поставил кубок на стол.
– Невеста! Невеста идёт! – послышалось от дверей.
Гости повскакивали с мест и кинулись смотреть.
– Самое время, пока все красавицей любуются… – потянул его за руку Велимудр. – Ступай.
Дамир внимательно посмотрел на молодого боярина, помедлил, да и пошёл к маленькой двери, ведущей в переход к лестнице, что спускалась аккурат к поварне. Выйдя из трапезной, он, сам того не желая, взглянул в переход.
Статная девица шла мимо с высоко поднятой головой. Во взгляде – ни тени смущения. Походка – госпожи. Свита – как при дворе персидского шаха, с уродцами и прочими прихлебателями. По правую руку от невесты гордо вышагивал гонец муромского князя Жадан. И что забыл он рядом с ней? По левую руку семенила хромая уродливая и горбатая карлица с улыбкой, больше похожей на оскал гиены. А следом, несмолкаемая толпа разодетых мамок-нянек и муромских матрон галдела о том, как же хороша их невестушка.
– Ах, ты волочайка беспутная! – услыхал Дамир уже знакомый возглас кухарки за спиной. – И чем тут князь прельстился? У ней же всё лицо в саже 33 . Ещё и браслет с бирюзой подарил. Тьфу, безсоромница 34 !
Взглянув на руку невесты, Дамир вспомнил о подаренном поутру перстне. Так вот, что значил сей подарок! Он уже слыхал, что браслет дарят невесте, ежели принимают такой, какая есть. Но откуда Влада знала о кровавом перстне, с которым в его народе передают избраннику самого себя до последнего дня жизни? Кто поведал ей об том?
33
Всё лицо в саже – так говорили о девицах, чей порочный образ жизни очевиден.
34
Волочайка, Безсоромница – гулящая девка.
Взглянув на перстень, он поспешил в княжеские покои.
***
Служка распахнул двери покоев, и Дарина вплыла в просторную светлицу. Гомонящие мамки, няньки да матроны ввалились следом, наполнив покои гвалтом. Распахнув сундуки
– Прочь подите! Оголтелые! – гаркнула на них Дарина.
Притихнув, бабы попятились к дверям.
– Далече собрался? – остановила она Жадана, когда он вслед за бабами собирался выйти из покоев. – Сказ к тебе есть.
Прикрыв за мамками-няньками двери, Жадан опустил запоры, приблизился и, обхватив Дарину, притянул к себе.
– Сказывай, лапушка!
– Поди разведай, что за басурман у трапезной был. Откуда он тут взялся, кто таков будет.
– Нет в том нужды, лапушка. Полюбовник женишка твоего сей басурманский хан. В терему живёт. Боярином Далемиром кличется. Запросто в покои княжеские входит. Сказывают, голос в думе имеет. Бояре и воевода его слушаются. Во всём, что стражи и дружины касаемо с ним советуются.
Дарина отпихнула от себя Жадана:
– Как меня винить, так на речи не скупился дядюшка. А в мужья мне бабу выбрал. Да ещё и венец княжеский ей на голову надел.
– Верно сказываешь, лапушка! Баба та с виду скромница. Под платьем мужским хоронится, а с басурманом лихим воловодится.
– Ты откель про то прознал? Кто поведал, али сам видал?
– Сам видал, сам слыхал всё, лапушка. Как взор с хана не сводит за трапезой, как по ночи хан в покои княжеские пробирается, как до зори ласками одаривает. Вот и теперь он в покои пошёл.
Дарина схватила со стола кубок с питьём и швырнула в дальний угол.
– Благодарствую, дядюшка! Ох, и выбрал в мужья ты мне князюшку! Обещал бабу, да поведать забыл, что при ней басурманский хан состоит. И округа небось слухом полнится, что правитель в Рязани охальник срамной. Кабы знали они! Князь-то и того хуже – баба!
– Не возьму в толк печали твоей. Нам-то с того токмо выгода, – схватил её в охапку Жадан. – Коли баба-князь с ханом ночи проводить станет, стало быть, и нам раздолье. Да и мне спокойней, коли рядом я.
– Так-то оно так, Жаданушка! Токмо править в Рязани я желаю.
– Как же то устроить, лапушка?
– Делай, что велю, и всё сладится.
– Что удумала ты, моя сладкая? Смуту какую, али ещё чего?
Дарина топнула ножкой, подбежала к столу и с размаху, всё, что было на нём, сбросила вниз, огласив покои жутким грохотом.
– Цыц ты, голдень беспутный! Языком метёшь, что баба подолом, – шикнула на него Дарина и, повернувшись в дальний угол, позвала. – Сида!
Из вороха тряпья, сваленного в углу, выбралась горбатая карлица.
– Раздобыла, чего я велела?
Карлица уселась посреди светлицы на пол, без стеснения задрала юбки и извлекла из прицепленного к поясу передника кожаный мешочек.
– Да ты что, лапушка! В уме ли ты, голубушка? Неужто бабу-князя со свету извести возжелала? Есть пути понадёжней этого…
Дарина зыркнула на него и зашипела:
– Молчи, окаянный! Молчи!
И повернувшись к карлице, зашептала:
– Сказывай, Сида, что делать станешь?
Карлица посмотрела на неё, подобрала юбки, вскочила на короткие ножки и забубнила: