Батраки

Оркан Владислав

Ясек с минуту постоял, подумал… Горько ему было, что отец — называет пустяками тяжкий его труд… Ну, да пускай.

Он молча ушел, но на лесопильне пожаловался мужикам.

— Уж так-то отец меня… так он меня травит…

— А ты не давайся! Не отступай от своего! Жалко каждого крейцера.

— Не про то я толкую… А у меня, знаете, душа радуется, когда я вижу, что идет дело…

— То-то и есть!

— Тянет меня к работе…

— Еще бы не тянуло!.. Все лишний крейцер перепадет… Корпеть, корпеть столько времени, да ничего не заработать.

— Да

не это мне нужно! Полноте…

— Для чего же вы строили, если не для барыша? — недоумевали мужики.

— Хоть бы я ни одного крейцера, ни одной полушки за это не получил — все равно! — Ясек махнул рукой. — Но обидно мне, что так оно пойдет прахом. — Что зря, знаете… пропадет… все, что я надумал.

— Вот ведь глупый! — говорили мужики, когда Ясек ушел, и соболезнующе покачивали головами.

— На кой же чорт он строил, если не для наживы?

— И то!..

Ясек собирался перенести гонтовню на другой берег и соорудить новую плотину. Однако, поразмыслив, понял, что зимой этого не сделать, разве что весной. И он забросил гонтовню, а принялся за другое, что давно уже задумал…

Снова он допоздна засиживался в кузнице и на лесопильне, а Хыба, заметив это, ворчал:

— Опять что-то мастерит! Чтоб ему…

Из любопытства он нередко заходил послушать, когда Ясек рассказывал в кузнице о своих замыслах.

— Скажите, сделайте милость, к чему эти бруски?

— Это… для колеса, — отвечал Ясек.

— А колесо для чего?

— Само для себя…

— Гм… — удивлялись мужики. — Что же это будет?

— Опять что-то новое затеял…

— Да нет! — улыбался Ясек. — Ничего такого…

— А все же?

— Это будет… ну… вечный ходовик… Теперь поняли?

— Гм, гм…

— Вроде как «вечный жид»…

— Вот-вот, это самое! Правильно.

Он слабо улыбнулся.

После этого люди не сомневались больше, что Ясек вконец одурел. И сокрушались о нем.

— Видали, до чего думы-то доводят? — говорила они. — Этак недолго и до беды…

— Еще бы! И вовсе помешается в уме…

— А жаль парня! Талант…

Старый Хыба был иного мнения. Он понимал или догадывался, что такое этот «ходовик»… Уже раньше он обратил внимание, что Ясек, разбирая часы, бормотал: «Как бы это устроить, чтобы они шли без завода…» Тогда он полагал, что на Яська нашла дурь, но теперь старик видел, что Ясек и впрямь что-то похожее надумал. Каким-то удивительным чутьем он уловил связь между этим и тем… да, конечно, так! — И, хотя он был почти уверен, что это Яську не удастся, почему-то встревожился… Неизвестность мучила его и лишала сна. Он как будто сразу забыл обо всем, одно только это камнем лежало у него на сердце.

Старик присматривался к работе Яська, ходил вокруг да около, наконец не утерпел и спросил:

— Ты что задумал? Скажи мне хоть…

Ясек безмерно удивился. Впервые отец интересовался его работой. «С чего бы это?» — подумал он, однако тотчас же ответил:

— Да вот… хочу сделать колесо, которое бы само шло… без заводки.

И что дальше?

— Еще сам не знаю…

но сдается мне, что и этого хватит… — Помолчав, он прибавил: — Все я помышляю о часах… ну, вы понимаете… О такой машине, что шла бы без воды…

— Ого-го! Легко сказать!

— Не знаю… Да ведь сразу ничего не делается…

— Думай, думай!

— Бог для того и дал человеку разум, чтобы он думал…

— Да перекрестись ты!

— А что вам не нравится?

— Рехнешься ты! Пропадешь зря, червяк ты никчемный, а не сделаешь этого…

— Воля божья!.. Другие придут… они меня сменят…

— Толкуй с ним! А он все свое! Говорю тебе как отец, брось ты это!..

— Ох нет… Это вы напрасно! Подайте-ка мне брусок, вон лежит у порога…

Хыба крепко выругался и выскочил из кузницы. Больше он не вмешивался в работу Яська.

— Думай-думай! Пробуй! — брюзжал он про себя. — Вот упорная тварь!.. Охота ему дьяволу послужить — пускай трудится! А я больше ни во что не мешаюсь!

Однако он не мог удержаться, чтобы хоть раз в неделю не заглянуть в кузницу. Какова же была его радость, когда однажды он нашел сына чуть ли не в отчаянии. Ясек в унынии сидел на пороге, неподвижно уставясь на висевшее перед ним железное колесо.

— Что с тобой, Ясь? — спросил старик с притворной тревогой.

— Не идет оно… — простонал Ясек.

— А, видишь! Не говорил я тебе: оставь! Послушайся отца, не ломай себе голову, ничего из этого не выйдет!

Но Ясек не сдался и не охладел к своему замыслу. Потерпев неудачу с железным колесом, он принялся мастерить дубовое, схожее с водяным в лесопильне. Отличалось оно закрытыми коробками, заменявшими лопасти, и тем, что валик и половина спиц были полыми. Долго с ним бился Ясек, пока, наконец, не сделал.

Теперь он лихорадочно обдумывал остальное. Вколотил сваи возле лесопильни, между ними поперек насадил колесо на железные втулки, а от них провел трубы прямо к плотине.

— Какого чорта он задумал? — выходил из себя Хыба. — Весь свет он, что ли, хочет перевернуть вверх дном? Вот упорная тварь! Скажите на милость…

Он бродил из угла в угол, все валилось у него из рук. Покоя не давало ему колесо Яська. Томила неизвестность…

— Удастся ему? Или не удастся? — волновался старик, не подозревая, что Яська терзает во сто крат большая тревога.

Словно в дурном сне прошло несколько дней горячечного ожидания.

Но вот однажды Ясек влетел в хату с неготово радостным криком:

— Идет! Идет!

Хазьбета подумала, что он сошел с ума. Но, когда Хыба, как был, без шляпы, ринулся за ним на берег, она в ужасе упала на колени и стала молиться…

Хыба стоял возле лесопильни, взъерошенный, с растрепавшимися волосами, рядом с ним — Ясек. Оба смотрели вниз, где между столбами само вращалось колесо…

Вода по трубам прошла во втулки, валик и полые спицы, наполнив коробки разной величины, так что центр тяжести приходился на наибольшую коробку. Колесо, пущенное в ход стремительным напором воды, могло долго вращаться…