Battle the Elliot. Дилогия
Шрифт:
– А время будет, Андрей Андреевич?
– Думаю месяца три, Порфирий Александрович. Но это с другими проектами. А к этому сроку мне будут нужны до четырёх дюжин, таких автоматических карабинов.
– С другими проектами? Можно узнать какими?
– Да, Порфирий Александрович с другими. Вы слышали о "греческом огне"?
– Конечно, эту легенду знают все, - улыбнулся механик.
– Ну, легенду, не легенду, а подобное оружие не помешает сделать. Вот смотрите, - адмирал взял новый листок и стал чертить, - тут срабатывает или патрон от "Нагана",
Мордовин, широко распахнутыми глазами посмотрел на адмирала:
– Андрей Андреевич, это же ужасно!
Адмирал кивнул, соглашаясь:
– Полностью с вами согласен, Порфирий Александрович. Но вот в Германии, это предлагают применять как полицейское средство. Для разгона демонстраций.
– Бесчеловечно, - только и произнёс механик, осенив себя крестным знамением.
– И тут соглашусь, но война вообще бесчеловечное дело, а противник наш таков, что не остановиться ни перед чем. Так что поработаем в перспективе и с огнесмесью. Что бы она каплями разлеталась, есть мысли. Но это потом. Как и ручной пулемёт из Максима.
– А это возможно, Андрей Андреевич?
– рука Мордовина, застыла, не донеся стакан с чаем.
– Вы знаете, вполне. Избавляемся от кожуха с водой. Кстати первая конструкция господина Максима была как раз без водяного охлаждения. Надо только ствол помассивнее поставить. Меняем спусковой механизм, на близкий к винтовочному. Устанавливает приклад и сошки. Думаю, в пуд весом уложимся.
– Это так, Андрей Андреевич, - казалось, механик просто шокирован техническими подробностями, но профессионализм сказывался, - вот только ствол быстро перегреется.
– И вы снова правы Порфирий Александрович, - согласился адмирал, - Но есть нюансы. Во-первых, длинные очереди из такого пулемёта будут противопоказанны. А во-вторых, на столе можно поместить ребристый кожух, что будет охлаждать ствол. И в-третьих, разместить над стволом трубу. При выстреле, перед срезом ствола, будет создаваться разряжение. И оно будет вытягивать воздух от ствольной коробки, создавая тягу. Ну и обязательно необходимо будет предусмотреть возможность быстрой смены ствола, и крепление коробки с лентой, под телом пулемёта.
Подполковник Мордовин соглашаясь, закивал:
– Вполне возможно, но надо бы проверить. Оружие получиться весьма мобильным. И возможно весьма удобным для расстрела плавающих мин. Можно будет быстро переносить оружие на нужный борт. И так же быстро его применять.
– Пока пулемёт не дам, - улыбнулся адмирал, - мало их. Если только чуть позже получиться заполучить. Ну и есть ещё предложения, но они чуть позже. Кстати, Порфирий Александрович, вам на вахту то, когда?
Механик смутился:
– Мне, ваше превосходительство, сдавать вахту. Тут просто корабль на стоянке и сказали, что вы вызываете.
– Тогда ступайте, Порфирий Александрович, -
Подполковник поднялся и, приведя себя в уставной вид, отдал честь.
Вирениус поднявшись и вернув на голову парадную треуголку, ответил подполковнику. Который, развернувшись, вышел из салона.
Перекрестившись слева на право, Вирениус, шагнул в корабельную церковь. Где в одиночестве истово молился иеромонах Пётр, Пётр Никитич Добровольский судовой священник. И снова осенив себя крёстным знамением, адмирал встал рядом со священником. И подождал, пока отец Пётр не закончил молитву:
– Ты был прав, сын мой, - священник прямо смотрел на корабельную икону, - Всё так и было, как ты описал. Настоятель всё подтвердил. И он сам теперь в смятении. Два человека говорят одно и тоже. Но у него есть опасения, что война начнётся. И он не рискует писать икону.
– Можно начать собирать средства на неё, и начинать на нашей эскадре, - адмирал смотрел на туже икону прямо и твёрдо, - Вы сами отец мой понимаете. Мы идём на войну. На страшную войну. Японцы готовы заплатить страшную цену, за то, чтобы уничтожить наши корабли и захватить крепость. Хотя ещё сами не знают насколько страшную.
– А ты знаешь, сын мой.
– Да, знаю, - адмирал был всё так же твёрд перед ликом, - Не спрашивайте отче, откуда знаю. Я сам в смятении, но не знаю, откуда у меня эти знания. И мне было важно услышать подтверждения этих знаний, от вас, отче. И на подтверждение высших сил.
– Расскажи сын мой, облегчи душу, - священник повернулся к адмиралу.
– Я проснулся среди ночи и осознал, что знаю.
– Что знаешь, сын мой? Божественные откровения?
– Нет, скорее знания человека, на ближайшие несколько лет вперёд. И даже знания несколько наши, а мира где мы не дойдём до крепости. Вернёмся с полпути. И икона...
– Что икона?
– Не попадёт в крепость. А будет утеряна. Незадолго до сдачи крепости, один мещанин вызовется доставить икону в крепость. И исчезнет.
– Но почему?
– Опоздают буквально на один день. Японцы успеют взять крепость в осаду. Тогда морем доставить икону не рискнут, а когда, через полгода, пойдут на риск, то доверяться не тому человеку.
Священник осенил себя знамением, следом зеркально повторил знамение адмирал.
– Сын мой, православные осеняют себя с право, налево.
– Я помню отче, но мы не в церкви крепости. И эта не Порт-Артурская икона. Пока я лютеранин. Но надо поспешить. Я буду просить собрать эскадру, чтобы повести её. Так что в церквях кораблей будет возможность повесить кружки, для подаяния.
– Сын мой, вы так печётесь о православной церкви?
– Грядут страшные времена отче, возможно, свыше мне дали знания о них, что бы я приложил все усилия избежать их. И я знаю, как низко падут церкви. И насколько глубоко будет падение каждой из них. Я хочу присоединиться к той, которая будет достойнее других.