Батюшка. Кулак и крест

Серегин Михаил Георгиевич

Отец Василий отбросил в сторону разряженное оружие. Не столько из-за того, что, заряжая его, он опустит Корнея на расстояние, которое заставит возобновить ненужные гонки по пересеченной местности. Истина причина лежала в том, что отец Василий не хотел проливать крови, если этого можно было избежать.

Корней бросился в сторону реки,

споткнулся о валун и, широко размахивая руками, пошел в брод. Отец Василий, заорав громовым голосом «стой», бросился в воду следом. Медведка в этом месте была не очень широка, всего метров пятнадцать. Но быстрое течение и обилие скользких валунов делали переправу не таким уж простым, а главное, быстрым делом.

Отец Василий настиг Корнея примерно на середине реки, где уровень воды доходил до пояса, а местами во впадинах между большими камнями, и до подмышек. Откуда-то снизу – наверное, из сапога – Корней выдернул нож. Это был не тяжелый охотничий нож, а обычная самодельная финка с полированным, как зеркало, лезвием. Пижон, подумал священник; кто же с такими ножичками в тайгу ходит, да еще за голенищем сапога носит? Верное дело ногу до крови растереть.

Руку Корнея с ножом отец Василий умышленно перехватил уже в момент, когда лезвие было готово вонзиться ему в грудь. Бандит от этого мгновенно потерял равновесие и повалился на священника боком, правым плечом вперед. Отец Василий тут же схватил кисть с зажатым в ней ножом обеими руками и рванул, закручивая вниз. Корней вслед за своей рукой погрузился в воду с головой. Священник как тисками сдавливал его руку и продолжал выкручивать, не давая противнику вынырнуть на поверхность и схватить глоток воздуха. Корней вырывался недолго. Кисть разжалась, и нож скользнул на дно. Нащупав под водой подбородок, священник выдернул обмякшее тело Корнея наверх.

На берегу сидел, сморщившись от боли в ноге, Рогов. Он прижимал к себе Олега и что-то быстро ему говорил. На глазах участкового блестели слезы. Матюшин с невозмутимым

видом сидел рядом с ними на корточках перед раскрытым кейсом, из которого вывалились деньги.

– Как Олег? – с хрипом спросил отец Василий, выволакивая на берег тело Корнея и падая рядом с ним на камни.

– Нормально, отец Василий, – ответил мальчик.

– Он, гад, хлороформом его усыпил и на себе волок, – ответил Рогов, еле сдерживая возбуждение радости из-за спасения сына и поимки преступника. – А я, представляешь, сколько нервов потерял! Он Матюшина на мушке держит, а я стрелять не могу, потому что он его мне закрывает. И ты неизвестно где. А когда я увидел, что он стрелять собрался...

– А ведь мы сделали его, а Рогов? – весло улыбнулся отец Василий, наконец отдышавшись и хлопнув лежащего рядом Корнея по мокрой спине.

– Это не мы сделали, Миша, – тихо ответил Рогов, – это ты его сделал. Стрелять надо было, а не бегать за ним и из реки вылавливать. Одним гадом на свете меньше было бы. Все права у нас на это имелись.

Матюшин выслушал, что сказал участковый и с интересом повернулся к священнику, ожидая, что тот ответит. Очень любопытен был старому охотнику этот необычный священник, который приехал в его село.

– Стрелять, говоришь? – задумчиво спросил отец Василий, глядя в голубое небо над головой и провожая взглядом кружащуюся хищную птицу. – Нет, не стрелять в них надо.

– А что? – злобно переспросил участковый. – Резать? Вешать?

– Нет, опять не угадал, Рогов, – покачал головой отец Василий. – Молиться за них надо. Молиться и любить. Стрелять, знаешь ли, проще, только это ничего не решает.

Старый охотник слушал разговор, и усмехаясь, крутил головой. «Вот люди у нас в селе собрались, один чуднее другого. А батюшка-то каков, а? Расскажу моей старухе, так ни в жисть не поверит».