Батый. Хан, который не был ханом
Шрифт:
В 1253 г. на курултае в Монголии было принято решение провести перепись населения во всех областях империи, чтобы упорядочить систему налогообложения. Не избег этой участи и Улус Джучи. Причем Мунке не только прислал своих собственных монгольских писцов и сборщиков, но и поручил контроль над ними не Бату, а наместнику Хорасана Аргун-аке. Последний был в известной степени противником Бату в борьбе за влияние в Иране, так что Мунке мог быть уверен, что они не придут к компромиссу. Бату, которому на этот раз откровенно давали понять, что ему не доверяют, должен был снести и это оскорбление и подтвердить полномочия Аргуна по переписи и сбору налогов своим собственным распоряжением [Киракос 1976, с. 221].
Впрочем, как можно понять из источников, Бату все еще строил иллюзии по поводу своего высокого статуса и особых отношений с Мунке. Согласно «Юань ши», в 1253 г. он направил в Каракорум своего посла Тобича, которому поручил произвести закупки на сумму 10000 динов серебрян приобрести жемчуг. И что он получил от Мунке? Всего лишь 1000 динов серебра и в придачу довольно резкое нравоучение: «Богатства Тай-цзу (Чингис-хана) и Тай-цзуна (Огодоя)...
Таким образом, в течение нескольких лет Мунке и его фавительство предприняли целую серию действий, которые не были направлены непосредственно против Бату, но наг за шагом лишали его того особого положения, которое он приобрел, возведя Мунке на трон. Последний вроде бы не старался прямо унизить или оскорбить Бату, но постоянно давал ему понять, что правитель Улуса Джучи — всего лишь один из многих Чингизидов и должен повиноваться великому хану, как и любой другой член рода.
Полагаю, эти решения были приняты не самим Мунке: по-видимому, это действовало окружение хагана. Поначалу в него входили сторонники Угедэидов, не утратившие власти и влияния в империи даже после раскрытия заговора Ширэмуна и последовавших за ним казней и ссылок. Недаром Мунке в начале правления своим официальным наследником сделал Хайду — сына Кашина и внука Угедэя (позднее за участие в заговоре против него он выслал Хайду в Тарбагатай) [см.: Григорьев 1978, с. 24; Караев 1995, с. 20]. Немного позже влияние в Каракоруме приобрела военная клика во главе с Урянктаем, сыном Субэдэй-багатура. Их могущество наиболее ярко проявилось спустя несколько лет, когда Мунке, недовольный политикой своего брата Хубилая и его приближенных-китайцев в завоеванных областях Китая, отстранил брата и поручил командование войсками в этих землях Урянктаю [Бичурин 2005, с. 219-220]. Военачальников не интересовала ни торговля, ни строительство городов, ни экономическое развитие улусов. Главным для них была война, расширение владений Монгольской Державы, для чего постоянно требовались воины, оружие и припасы. И не удивительно, что они вступали в конфронтацию с теми деятелями, которые настаивали на прекращении завоеваний и восстановлении хозяйства в уже завоеванных областях. Самым влиятельным представителем второго направления являлся Бату, и поскольку его положение было выше других, нападки из центра воспринимались им гораздо болезненнее, чем другими.
Как раз в это время Бату получил очень тяжелый и неожиданный удар с востока своего улуса: пришла весть о смерти его брата и верного сподвижника Орду. Исследователи склонны относить смерть Орду к 1251 г. [см., напр.: Кляшторный, Султанов 2004, с. 310], однако Рашид ад-Дин, например, сообщает, что он отправил своего сына Кули в помощь Хулагу, а последний выступил в свой поход не ранее 1252/1253 г.
Выше уже приводилось сообщение Утемиш-хаджи о смерти Орду в результате мятежа в его владениях. Не исключено, что Бату пришлось собственной персоной отправиться во взбунтовавшиеся районы, чтобы навести там порядок. Наследник Джучи восстановил спокойствие в «коренном юрте» своего отца и передал власть над ним Кунг-Кырану — четвертому сыну Орду, который, как мы уже отметили выше, примерно в это же время сосредоточил в своих руках контроль над частью Чагатаева улуса [Рашид ад-Дин 1960, с. 70]. Таким образом, в эти годы восточные дела отнимали у Батыя довольно много времени, и он, видимо, был вынужден часто покидать Поволжье, почти полностью передав ведение западных дел в руки старшего сына — Сартака. Русские летописи, повествуя о событиях конца 1240-х - начала 1250-х гг., даже сообщают о смерти Бату и правлении Сартака [ПСРЛ 1926-1928, с. 471 и след.; см. также: Бартольд 2002а, с. 499].
Именно в это время активизировал свою антимонгольскую политику Даниил Галицкий. Правитель Галицко-Волынской Руси очень благоразумно не поддержал своего зятя Андрея Ярославича в его авантюре в 1252 г., понимая, что Бату находился в тот момент на пике своего могущества и выступление против него было просто обречено на провал. Зато немного позднее Даниил выбрал удобное время, чтобы отомстить за унижения, которые, как он считал, ему пришлось претерпеть некогда в ставке Бату. В течение нескольских лет Даниил укреплял свои города и пограничные крепости, вооружал войска и, наконец, перешел к решительным действиям. В 1253-1255 гг. он без согласования с монгольскими властями принимал активное участие в войнах государей Центральной Европы — польских междоусобицах, помогал венграм в войне с немцами. А в 1255 г. допустил вовсе неслыханное нарушение вассалитета: в Дрогичине состоялась коронация Даниила по западноевропейскому обряду— он стал королем Малой Руси [ПСРЛ 1908, с. 8271. В ответ на это Бату (а возможно, его сын Сартак) в тот же год направил войска баскака Курумиши во владения Даниила. Поначалу действия монголов были даже успешны. Воспользовавшись войной Даниила с ятвягами, монголы беспрепятственно вступили в те земли, которые находились под совместной юрисдикцией Бату и Даниила. На их сторону перешел наместник Бакоты Милей, а воевода Кременца Андрей, прежде неоднократно принимавший то сторону Даниила, то сторону монголов, был казнен по приказу баскака. Надо думать, основания для расправы с кременецким воеводой имелись вполне серьезные, ибо ему не помогла выпутаться даже «Батыева грамота», на которую он ссылался [ПСРЛ 1908, с. 827-829] [28] .
28
В.
Но на этом успехи Курумиши и закончились. Даниил не готовился к противостоянию: не прекращая войны с ятвягами, он отправил против монголов и их союзников своего сына Льва, который взял в плен Милея. Казнь Андрея Кременецкого также ничего не дала наместнику Бату: захватить Кременец ему так и не удалось. Тогда монголы решили прибегнуть к крайнему средству, выдвинув в противовес Даниилу другого претендента на Галицкий стол. Смоленский княжич Изяслав Мстиславич был готов выступить против Романовичей и требовал себе военной поддержки. Курумиши, однако, довольно трезво оценил расклад сил и ответил: «како идеши на Галичь, а Данйло князь лютъ есть; оже отъимет ти животъ, то кто тя избавить?» Изяслав все же решил действовать на свой страх и риск, видимо, понадеявшись на галицкое боярство, все еще находившееся в оппозиции Даниилу. Но его надежды не сбылись: галицкий князь даже не удостоил его чести лично встретиться в бою — против Изяслава был отправлен второй сын Даниила, Роман, а сам князь демонстративно отправился на охоту, во время которой убил шесть вепрей! Изяславу, кажется, даже удалось войти в Галич, но Роман Даниилович его тут же выгнал, разгромил и пленил [ПСРЛ 1908, с. 829; см. также: История УССР 1982, с. 26]. Таким образом, Курумиши, начав боевые действия, но не рискнув ввязываться в длительный вооруженный конфликт с Даниилом, оказал своему повелителю весьма дурную услугу: Даниил убедился, что могущество монголов в Западной Руси было не таким значительным, как представлялось прежде, и вскоре начал действовать еще более решительно, постепенно вытесняя монголов из Понизья.
В то время как Даниил успешно строил независимое от монголов государство в Юго-Западной Руси, Бату столкнулся с проблемами и на другом западном пограничье своих владений — в Сельджукском султанате. После победы Бату и Мунке над Угедэидами в Руме воцарился Изз ад-Дин Кей-Кавус II — старший сын и законный наследник Рукн ад-Дина Кей-Хосрова II, вслед за отцом признавший сюзеренитет правителя Улуса Джучи. Попытки нойона Байджу противопоставить ему его младшего брата Рукн ад-Дина Килич-Арслана IV были успешно пресечены Бату еще в эпоху регентства Огул-Гаймиш, и на какое-то время в Малой Азии установилось спокойствие. Но после воцарения Мунке Байджу вернул свой пост правителя Передней Азии и теперь, ободренный поддержкой из Каракорума вновь начал строить козни Бату, стремясь ослабить его влияние. В этом ему большую поддержку оказывали глава гражданской монгольской администрации в Сельджукском султанате Тадж ад-Дин Хорасани и быстро возвышавшийся сельджукский вельможа Муин ад-Дин Перване, женатый на султанской сестре. При их поддержке Килич-Арслан IV вновь начал смуту в ултанате, всячески стремясь свергнуть брата [см.: Фиш 1972, с. 276-279].
Авторитет Бату в Малой Азии, однако, по-прежнему был весьма велик, и братья, чтобы уладить свои разногласия, в 1254 г. отправились к нему на суд. При этом расклад сил несколько изменился: с ними вместе выехал третий сын Кей-Хосрова II — Ала ад-Дин (принявший султанское имя Кей-Кубад III), который также метил в соправители. Братья, по-видимому, неплохо представляли себе характер Бату: чтобы принять компромиссное решение и примирить противоборствующие стороны, он вполне мог утвердить на престоле младшего брата в ущерб старшим. В результате старшие сыновья Кей-Хосрова II нашли общий язык на почве ненависти к младшему и убили его по дороге. Бату ничего не оставалось, как сохранить существующее положение: Кей-Кавус II остался правителем западных земель султаната, Килич-Арслан IV — восточных. Как и следовало оживать, таким решением остались недовольны все. Конфликт между братьями приобрел вооруженный характер, и вскоре Кей-Кавус, ставленник Бату, напал на брата, захватил его в плен и бросил в крепость Буруглу. Не удовлетворившись своим триумфом, он постарался нанести удар и Байджу, отправив к Бату послание, в котором сообщил, что «послы Байджу-нойона и других нойонов слишком часто являлись в Рум, и каждый год бесчисленные средства уходили на их нужды». Бату, довольный победой своего протеже, принял его посланников очень ласково и, видимо, предпринял какие-то действия против Байджу, заставив его ограничить контроль над сельджуками. Когда посланцы султана явились к даруге с распоряжениями наследника Джучи, Байджу недвусмысленно заявил им: «Несомненно, мой убыток принесет вам злополучие», намекая на скорые ответные меры со своей стороны [Шукуров 2001, с. 155-156].
Однако эти пограничные волнения и мятежи тревожили Бату далеко не так сильно, как ухудшение отношений со ставкой хагана. Несомненно, он уже понял, насколько крупный просчет допустил, когда позволил своим представителям на курултае — Берке и Туга-Тимуру (или Сартаку?) так скоро покинуть Каракорум, уступив контроль над политикой Монгольской державы своим восточным родичам и военной клике. Но приходилось подчиняться всем решениям великого хана — даже тем, которые уменьшали влияние Бату! Иначе, какой пример подавал бы глава Золотого рода остальным, отказавшись повиноваться хагану, которого он сам же возвел на престол?!
По его приказу в 1255 г. Сартак отправился в Каракорум. Возможно, существовала официальная причина его поездки — какое-то поручение отца (возможно, представлять Улус Джучи на очередном курултае, созванном Мунке). Но полагаю, что фактически он поехал в столицу Монгольской империи с целью восстановления пошатнувшегося авторитета Бату. Видимо, наследник Джучи надеялся, что сын, не очень-то удачно проявивший себя при попытке сохранить контроль над Юго-Западной Русью, сможет добиться больших успехов при дворе великого хана.