Батый. Хан, который не был ханом
Шрифт:
Любопытно, что кончина Бату не послужила основой для создания мифов и легенд на Востоке. Мусульманские историки, в отличие от русских и западноевропейских, не пытались как-то приукрасить (или тем более представить в невыгодном свете) обстоятельства смерти наследника Джучи. Ни у Джувейни, ни у Рашид ад-Дина, оставивших, пожалуй, самые подробные (по сравнению с другими) сведения о Бату, мы не находим ни слова об обстоятельствах и причинах его смерти: они сообщают о ней просто как о свершившемся факте [Juvaini 1997, р. 268; Рашид ад-Дин 1960, с. 81]. Аналогичным образом сообщают о его смерти другие рабские, персидские, тюркские, армянские авторы.
Косвенные сведения позволяют сделать вывод, что на самом деле истинная причина смерти Бату была весьма прозаичной: он умер от какой-то ревматической болезни. Болезнь эта была распространена среди Чингизидов, в чьих жилах текла кровь представительниц племени кунграт: «получившая известность болезнь ног племени кунгират обусловлена тем, что оно, не сговорившись с другими, вышло
Бату был погребен в соответствии с древними степными традициями. Джузджани сообщает: «Похоронили его по обряду монгольскому. У этого народа принято, что если кто из них умирает, то под землей устраивают место вроде дома или ниши, сообразно сану того проклятого, который отправился в преисподнюю. Место это украшают ложем, ковром, сосудами и множеством вещей; там же хоронят его с оружием его и со всем его имуществом. Хоронят с ним в этом месте и некоторых жен и слуг его, да (того) человека, которого он любил более всех. Затем ночью зарывают это место и до тех пор гоняют лошадей над поверхностью могилы, пока не останется ни малейшего признака того места (погребения)» [СМИЗО 1941, с. 16]. Вероятно, так же были похоронены и другие родичи Бату, не принявшие ни ислама, ни буддизма.
Часть пятая
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ
§ 29. «Батый забытый», или Почему источники молчат о Батые?
Аll truths are not be told
Сообщения о Бату встречаются в большинстве сочинений, повествующих о событиях первой половины XIII в., а особенно — о монгольских завоеваниях. Наследник Джучи нередко упоминается мимоходом, но тем не менее источники достаточно четко фиксируют факт участия Бату в западномпоходе и предводительство им.
Однако правил без исключений не бывает — имеются источники, содержащие сведения о событиях эпохи Бату, деяниях монголов и, в частности, их походе на Европу, но не упоминающие имени наследника Джучи. Подобное отсутствие сведений о наследнике Джучи было бы вполне объяснимо, если бы он являлся одним из «служилых» Чингизидов — многочисленных потомков Чингис-хана, обладавшиих небольшим уделом или просто командовавших отрядами и не сыгравших заметной роли в истории. Или если бы он был «халифом на час», заняв место отца на короткий срок, а затем умер бы, так и не успев совершить ничего значительного. Но ведь Бату являлся одним из крупнейших деятелей Монгольской империи и в течение двух десятилетий влиял на политику многих азиатских и европейских государств! Да и на троне Улуса Джучи он находился не год и не два, а целых 29 лет. Следовательно, молчание о Бату объясняется вовсе не небрежностью или незнанием авторами документов или исторических сочинений, а чем-то другим. Но чем именно?
Довольно просто можно объяснить отсутствие сведений о Бату в византийских хрониках, содержащих сообщения о деяниях монголов в XIII в. — «Истории» Георгия Акрополита, «Истории о Михаиле и Андронике Палеологах» Георгия Пахимера и «Римской истории» Никифора Григоры. В византийской историографии вообще очень редко упоминаются имена «варварских» правителей, если последние не имели прямого отношения к Византии и ее монархам: еще Константин Багрянородный в своем сочинении «Об управлении империей» рекомендовал сыну оценивать каждый иноплеменный народ «в чем может быть полезен ромеям, а в чем вреден» [Константин Багрянородный 1991, с. 33].
Не слишком изменились взгляды византийских историков и спустя несколько столетий. Георгий Акрополит сообщает просто о «тахарах», не называя их предводителей [Акрополит 2005, с. 72 и след.], писавший в начале XIV в. Георгий Пахимер (1242-1310) упоминает поименно в своем сочинении только тех монгольских правителей, которые имели контакты с константинопольским двором и даже роднились с императорами, — Ногая, Хулагу, Абагу, Газана... Остальные же для Пахимера — просто «тохарцы», представлявшие собой в его глазах безликую толпу. И Бату в сочинении Пахимера лишь угадывается в числе «начальников своего народа, носивших название ханов»,
Подобными соображениями можно объяснить отсутствие сведений о наследнике Джучи и в ряде западноевропейских сочинений. Например, имя Бату отсутствует в рассказе о путешествии Иоанна де Плано Карпини в «Хронике» Салимбене де Адама (XIII в.); в приведенном им письме великого хана Гуюка к папе римскому упомянуты имена только «Чингисхана», «Оходай-хана» и «Куюх-хана» [Салимбене 2004, с. 225-229]. Не встречаем мы имени Бату и в «Новой хронике» флорентийца Джованни Виллани (ок. 1284-1348), который целую главу своей хроники посвящает завоеванию монголами Венгрии и попытке их вторжения в Германию. Несомненно, в рамках глобальной картины мировой истории, которую он создавал, имя монгольского предводителя не имело особого значения. Из монгольских правителей у Виллани упомянут только «Кангиз» (Чингис-хан) и то потому, что флорентиец пользовался при описании деяний монголов хроникой Хайтона Армянского, да еще сослался на книгу Марко Поло [Виллани 1997, с. 124-125].
Гораздо более загадочным выглядит отсутствие сведений о Бату в сообщениях непосредственных участников событий, связанных с его западным походом.
Один из самых первых источников по истории похода на Запад — донесения венгерского доминиканца Юлиана, на которые мы уже неоднократно ссылались выше. Ни в первом из них, составленном со слов Юлиана братом Рихардом ок. 1235 г., ни во втором, которое составил сам брат Юлиан в 1237 г., нет ни слова о Бату, хотя доминиканец достаточно подробно сообщает о планах монголов по вторжению в Германию, об их военных действиях против булгар и мордвы и о сосредоточении монгольских войск у русских границ, причем с подробной диспозицией — где какая часть войск располагается и против кого намерена действовать. Но ни одного имени монгольских военачальников не упомянуто. Поименно Юлианом названы только «тот первый вождь, по имени Гургута, который начал эту войну» и «его сын Хан», который «живет в большом городе Орнах», то есть Чингис-хан и Угедэй [Юлиан 1996, с. 28]. Конечно, сам Юлиан не имел возможности увидеть Бату или кого-либо из его приближенных, но почему, находясь в его владениях, он ни разу не слышал его имени? Почему, говоря о походе монголов, он ни разу не упомянул имени верховного главнокомандующего? Допустим, во время составления первого донесения Юлиана, в 1235 г. предводитель монгольских войск еще не определился, но второе письмо относится уже ко времени весьма активных военных действий, в которых Бату играл значительную, можно сказать — ведущую роль. Предположим, что имена предводителей похода могли считаться в тот момент «закрытой информацией», но это противоречит чуть более поздним источникам. Например, русским летописцам или Рогерию, описывавшим события 1240-1242 гг., имена предводителей монгольских войск уже были хорошо известны.
Не меньшее недоумение вызывает отсутствие сведений Бату в нескольких документах, составленных непосредственно во время вторжения монголов в Европу. В первом из них — письме магистра ордена тамплиеров во Франции Понса де Обона французскому королю Людовику IX (ок. 1242 г.)—-достаточно подробно описаны детали монгольского вторжения в Польшу, включая битву при Лигнице и гибель великопольского князя Генриха Благочестивого. Как известно, Понс де Обон не являлся очевидцем этих событий и излагает их, «...как мы их слышали от братьев наших из Полонии, пришедших в капитул» [Савченко 1919, с. 2]. Учитывая это и то, что самого Бату в Польше не было, отсутствие упоминаний о нем вполне объяснимо, хотя и непонятно, почему в таком случае не упомянуты имена Орду и Байдара, командовавших монгольскими войсками в Польше.