Байки о любви, семье и теще
Шрифт:
Однажды после третьего стакана, он придвинул к себе телефонный аппарат и, глядя в рекламную газетку, неверной рукой с третьего раза набрал номер. "А черт с ними, деньгами, - мелькнуло в охмелевшем сознании, - На сотню-другую не обеднею. Раз в недельку можно и потешиться".
– Алло, дорогой? Как тебя зовут?
– Стасик.
– Стасик, милый, у нас такая широкая и нежная кровать, - собеседница сразу взяла с места в карьер.
– Нет-нет, - возразил он, - Мы на сеновале. Нет, в огромном стогу в чистом поле.
–
Подберезкин налил себе ещё полстаканчика.
– Не стоит сдувать соломинки, - не поднимая с подушки головы, он громко выпил горькую.
– Ты пьешь для храбрости?
– спросил абонент-любовница, - Не спеши, ещё не время. Еще лишь половина десятого вечера...
"Всего лишь половина десятого", - мысленно согласился с собеседницей Станислав Викторович и постарался побороть нахлынувший приступ сонливости.
– Как ты выглядишь? Какие у тебя волосы, грудь?
– зевая спросил он, уже готовый водворить трубку на телефонный аппарат. Желание заниматься сексом по телефону улетучивалось с каждой секундой.
– Грудь? О, одна больше другой, - она засмеялась, - У меня высокая, стоячая грудь третьего размера. Тебя устраивает, милый. Без силиконов. И волосы цвета стога, в котором мы сейчас начнем барахтаться. Обними же меня крепче. Крепче, ещё крепче!
Стасик, закрыв глаза, обнимал подушку. Ее волосы цвета стога становились еле различимыми, а затем и вовсе растворились в душистом сене. И он уснул на её упругой безсиликоновой груди...
Когда он открыл глаза, в щели зашторенных окон заглядывали солнечные лучи. Большая стрелка часов приближалась к восьми утра. Откуда-то щебетал женский голосок. Трубка телефона лежала рядом.
– У нас с тобой, милый, все будет хорошо. Все будет хорошо. Хорошо, хорошо...
Лицо Станислава Викторовича покрылось холодным потом. Он схватил трубку и резким движением забросил её на аппарат.
К вечеру пришел счет за переговоры. На цифру в квитанции было страшно смотреть.
2000 г.
ПОВОД ДЛЯ ЗНАКОМСТВА
Она вошла в первый вагон на Курской. Алька увидел её в зеркало заднего вида ещё на перроне. Достала книгу и села в уголочке, аккурат под схемой столичного метро. Ноги от груди, волосы до груди, а сама грудь вот-вот блузку разорвет. Такая фифа!
Машинист Павел закрыл двери, тронул состав. Он тоже обратил внимание на припозднившуюся пассажирку. И не боится же в полночь одна ездить.
– Эх, с такой бы познакомиться, да после смены по ночной Москве гулять до утра, - сказал Алька и, приоткрыв дверь кабины в салон жадно посмотрел на незнакомку. В мыслях он даже загадал, если девушка едет до конечной станции, то обязательно выйдет из кабины и что-нибудь скажет. Этакое. А что он скажет, этакое?
Курская. Бауманская.
– На Электрозаводской выйду и что-нибудь скажу, - вслух сам себя уговаривал Алька.
– А что ты ей скажешь?
– улыбнулся
Алька дернул плечами:
– Пока не знаю.
– Для знакомства повод нужен, - со знанием дела рассуждал Павел, - А повода у тебя нет. Значит, повод нужно найти. Вот в течение перегона и ищи повод.
– До Электрозаводской? Ты бы ещё десять секунд дал на раздумье.
– А я уже нашел. Может быть разыграем маршрутную сцену?
Помощник машиниста расплылся в улыбке:
– Ну, конечно, выручай, Павлуша.
Электрозаводская. Стоп машина. Дверь из кабины резко открывается и два метрополитеновца в фирменных кителях направляются к месту, где сидит девушка. Остановились около схемы, принялись размахивать руками.
– Ну я же говорил не по той ветке поехали!
– схватился за голову Павел.
– Понятно, что не по той.
– Соглашался Алька, - Надо было ещё на Площади Революции переводить стрелки.
– Надо.
– Девушка, - обратился Алька к незнакомке, которая, ничего не понимая, следила за разговором двух машинистов, выскочивших из кабины.
– Вы не подскажете, Щукинская по какой ветке?
– Щукинская?
– переспросила она, не отрывая взгляда от петлиц на Алькином мундире, - Это в другой стороне.
– А вы до какой станции?
– наморщив лоб, спросил Павел.
– Я? До Щелковской.
– Ну что задом сдавать или доехать до конечной и там развернуться? Вслух рассуждал Алька, - Сколько ещё до конечной? Раз, два, три, четыре, пять...
Девушка прислушивается к разговору машинистов, зрачки в её глазах расширяются, брови изгибаются и ползут под соломенную челку.
– То есть, как развернетесь?
– Поздно уже разворачиваться, - бросает Павел и бежит в кабину, Сзади слудующий поезд подпер.
Алька бежит за Павлом.
Электрозаводская, Семеновская, следующая Измайловская. Надо что-то снова предпринимать.
– Не сработало!
– печалится Алька.
– Перчатка!
– бросает Павел, разгоняя состав.
– Точно!
– Алька хватает трехпалую рукавицу, надевает её на щетку с длинным древком. Затем, открыв окно кабины, выталкивает искусственную руку наружу и высовывается сам. Стучит "мертвой рукой" на палке что есть силы в окно рядом с девушкой. Она поворачивает голову на стук и её лицо охватывает ужас. В это время головной вагон выскакивает под яркий свет Измайловской.
– А-а-а!
– слышится из вагона.
– Сработало! Беги успокаивай, - в улыбке обнажает желтые прокуренные зубы Павел.
– Теперь все зависит только от тебя. Понежнее, понежнее будь...
Алька срывается с сиденья и несется в вагон.
– Вам плохо? Что-то случилось?
– Там... там, наверное человек под поезд попал?
– Человек? Мы никого не видели.
– Он в окно стучал. Я отчетливо видела его руку!
– её глаза с мольбой смотрят на Альку.
– Черная такая рука!