Баженов

Пигалев Вадим Алексеевич

Случай для ограничения деятельности депутатов представился удобный и аргумент, в общем-то, убедительный: на Россию напала Турция, началась война, которая призывала людей выполнить свой первейший гражданский долг.

Однако, несмотря на обманутые надежды, деятельность комиссии сыграла огромную роль. В России наметилась тенденция к раскрепощению мысли, к осмыслению социальных проблем, к бурному развитию критики.

Этим настроениям поддался и архитектор Баженов. Он стал больше интересоваться политикой, чаще читать журналы, книги по философии. В письмах, которые зодчий направлял императрице, появились нотки требовательности.

Баженов писал: «Вверенное мне в.и.в. производство столь огромного в Москве здания

долженствовало, по званию моему, упражнять все мои мысли и тщание. Я обязан, однако ж, по несчастью, употребить вместо того большую по моей непривычке часть времени на чтение указов и писание моих представлений. Едва строение началось, а уж у меня стопы дел накопились. Такое начало заставляет меня опасаться, чтобы сия переписка не сделалась со временем единственною моей работою и чтобы я, отстав потому совсем от своей должности, не был причиною какого-либо несчастного приключения. Сие опасение побудило меня прибегнуть к монаршему в.и.в. престолу и всеподданнейше испрашивать, для освобождения меня от всяких переписок, высочайшего вашего соизволения, чтоб все от Экспедиции поручено мне было впредь на словах и словесные ж мог я чинить ей требования и представления».

Забот на Баженова свалилось действительно много, и архитектору было не до бумажного волокитства. Архитекторская команда, руководимая Василием Ивановичем, стала крупным художественным центром первопрестольной столицы. И занимались здесь только практическими работами. Баженов мыслил широко и перспективно и потому на людей, состоящих при кремлевском строении, смотрел не просто как на временных исполнителей своих эамыслов. Члены «команды» под руководством мастеров учились рисовать, плотничать, лепить, готовить модели, понимать чертежи и схемы-проекты. Они изучали механику, физику и математику, которые преподавал Каржавин, знакомились с историей архитектуры и прочими науками, «до строительства относящимися». Хлопот в этом плане было много. Часто приходилось с боем выбивать помещения для занятий, ходатайствовать о более или менее сносном материальном положении бедных учеников, выходцев из «черни». На своих учениках Баженов даже изрядно разорился. Он «для их обучения выписывал нужные книги, покупал эстампы, редкие картины и все, что касается до художества, из своего и заемного избытка».

Большое значение Василий придавал подбору кадров будущих строителей. В свободные часы он бродил по московским переулкам или уезжал за город, подолгу наблюдал за кладкой деревенских изб, за работой мастеровых. любовался изящно изготовленными наличниками, резьбой по дереву. Случалось, что Баженову удавалось переманить к себе способных мастеров, народных умельцев. Такие заботы в отличие от канцелярщины были ему по душе. Приятные хлопоты другого порядка — это подготовка к изданию учебников по строительному делу на русском языке. Каржавин, прекрасно владевший иностранными языками, проделал в этом смысле колоссальную работу. Федор занимался переводами. Василий редактировал, писал статьи и комментарии.

Начали с того, что Каржавин перевел две книги Витрувия из его знаменитого трактата «Десять книг об архитектуре». Затем был сделан перевод с французского по Перро «Сокращенный Витрувий, или Совершенный архитектор». «Соавторы» сопроводили эту книгу «Словарем архитектурных речений, собранных при модельном доме в Москве». Параллельно с этим Баженов подготовил к изданию заметки о творчестве архитекторов разных времен: «Мнение о разных писателях, которых сочинения об архитектуре у нас ежедневно в руках бывают».

Все эти работы, а также «Изъяснения» Баженова относительно кремлевских строений — неоценимый вклад в развитие теории архитектуры.

В архитекторской команде Баженова царили оживление, дух приподнятости. Ученики с интересом изучали науки, каждодневно помогали Баженову в работе над моделью.

Однако в вопросах обучения с самого начала

многое было сопряжено с трудностями. Не хватало чертежных досок, грифелей, книг, учебных материалов и пособий. Денег на это никто не отпускал. Приходилось выкраивать, выкручиваться, полагаться на энтузиазм. Должности учителя в команде не было. Поэтому занятия проводили, в том числе Каржавин и Баженов, без оплаты. Успешно и планомерно шла работа лишь над кремлевской моделью. Даже в незаконченном виде она стала известной достопримечательностью Москвы. На нее приходили любоваться писатели и иностранные дипломаты, видные ученые европейских академий и прочие почетные гости первопрестольной столицы.

Модель впечатляла всех, даже и людей, которые к баженовскому проекту были настроены скептически или недоверчиво. Поражало многое. И техника изготовления, и сами размеры модели. Они были таковы, что во внутренних дворах могли разгуливать несколько человек. В своих пропорциях модель математически точно соответствовала размерам будущего дворца.

Фасад главного корпуса задуманного Баженовым дворца имел сложное членение: два нижних этажа объединены сплошной горизонтальной руставкой и карнизом. Они отделяют верхние этажи. Первые два этажа — это своего рода постамент для двух верхних. Они объединены декоративным убранством и колоннами в одно целое. Антаблемент украшен скульптурой. Его поддерживают четырнадцать колонн. По обе стороны центрального выступа по десяти колонн. За ними — двухколонные выступы. В нишах стен изящные вазы. Весь фасад центрального корпуса являлся, таким образом, как бы богатейшей и красивейшей архитектурной декорацией. Внутренний фасад главного корпуса, выходящий во двор, имел почти такое же богато декорированное оформление.

Впечатлительна была циркумференция — огромный полуциркуль с высоким четырехступенчатым цоколем, с многочисленными мраморными колоннами.

Циркумференция соединялась с главным корпусом. В этом месте — подъезд с тремя красивыми арками. Богато декорированный вход обрамляли колонны. С другого конца циркумференция соединялась с театром. Особенный эффект производил его парадный вход, от которого сбегали широкие пересекающиеся лестницы. Стены театра украшены ионическими колоннами.

Не менее эффектно и внутреннее оформление, особенно центрального зала дворца, впечатляющего своими размерами. В углах — мощные колоннады, состоящие из девяти колонн коринфского ордера из финляндского розового гранита. Стены отделаны венецианским мрамором. Между окнами — скульптуры. Стены также украшены портретными медальонами и т. д.

Вестибюль дворца — это своего рода беседка из двенадцати колонн розового мрамора. За ними идет другой пояс колонн. Причудливо переплетаются мраморные лестницы. Вестибюль, как и центральный зал дворца, богато украшен скульптурами, гирляндами; на стенах — мозаика, фрески, разнообразные лепные украшения.

О модели и невиданном проекте заговорили с восторгом и завистью в европейских королевских дворах. Однако на пути к осуществлению общего замысла неожиданно возникла преграда. В Москве вспыхнула эпидемия чумы. Некоторые монастыри превратились в больницы. Хозяева дворов день и ночь жгли можжевельник и навоз. Вонючий дым стелился по всему городу. В городе усилились воровство, разбой и беспорядки. Архитекторская команда Баженова поредела.

Эпидемия чумы длилась до 1771 года.

Баженов приложил немало усилий, чтобы удержать оставшихся людей при строении. Это стоило нервов, дополнительных хлопот. Каржавин, глядя на самоотверженного и сильно измотанного заботами Баженова, как мог утешал, подбадривал. И все же от Василия не ускользнуло, что Федор временами сам впадает в уныние.

Каржавин признался:

— Виною всему не чума… Душно мне здесь, Василий… Да и тебе нелегко — разве не вижу. В похвальбах хоть и нет недостатка, но… что-то мало мне верится в успех оного мероприятия.