Бажоный
Шрифт:
Перебравшись обратно, Василек застал Нифона за работой. Крупная серебристая рыбина уже лежала разделанной, а он проворно трудился над второй, что поменьше, с красными, золотистыми пятнами на чешуе и клыком в нижней губе. «Крупная рыбина — самка, она светлая, а с пятнами и клыком — самец, лохом его называют», — отметил про себя Василек.
— Это унесем на уху, — указал Нифон на отрубленные головы. — А мякоть засолим.
Лишь тогда Василек заметил — в нише, под самым кряжем берега, в воде стоит бочонок, закрытый
Нифон осторожно снял мох и оказавшиеся под ним тяжелые камни. И Василек увидел, что деревянный бочонок прочно обвит металлическими обручами. Чувствовалось, что он сделан искусным мастером-бондарем.
А когда открыли крышку, глазам Василька предстали наполнившие бочонок чуть не доверху нежные, розовые куски семги, засоленной в собственном соку. Заметив, как парнишка невольно облизнул губы при виде такого великолепия, Нифон предложил ему:
— Возьми звено и ешь, только с хлебом. И не объедайся, она жирная — пить будешь в каждом ручье. Учти — обедать будем икрой и молоками.
Василек взял звено рыбы, ножом отрезал кусок с ладонь и стал есть. Слабосоленая семга во рту таяла, как масло, — до чего вкусна!
— Хороший у вас засол, — похвалил он.
Вымыв застывшие тела рыбин, Нифон разрезал каждую рыбину вдоль спины по рулевому перу и позвоночнику на две половины, затем каждую разделал на звенья и еще раз промыл в речке каждый кусок.
Словно из-под земли появился берестяный туес с солью. И беря ее щепоткой, Нифон обрабатывал каждое звено по отдельности и складывал одно за другим в бочонок.
Рыбы в бочке стало с верхом. Пришлось надавливать на крышку руками, потом локтями и, наконец, налечь грудью, чтобы она вошла в торец бочки.
— Все, больше в нее не влезет, — смахнул капельки пота со лба Нифон.
Придавив камнями крышку, он укрыл пластами серого моха всю бочку так, что, не зная, можно пройти рядом и не заметить.
Два бруса красной зернистой икры и два бруса белых молочек, сполоснув, положил в трехлитровую склянку, которую снял с сучка ели, и сделал густой засол.
— Эта закусь поспеет к обеду!
Все это время собаки, равнодушные ко всему, что делали люди, свернувшись клубками, лежали под елкой.
— Дядя Нифон, собак-то мы забыли покормить, — спохватился Василек. — Они ж есть хотят. Давай отдадим им черева от рыбы.
— Отдай, но они жрать не станут. В лесу пищи много, сытые они. Голодные лежать не будут: топтыгина кладовые грабанут или олененка, или важенку, не успевшую подняться на ноги, разорвут без нас. Мы их только зимой кормим, когда холода и снега глубокие.
Василек решил проверить: взял палочку, зацепил ею рыбьи внутренности и положил перед собаками. Сам, опасаясь грызни между ними, отошел в сторону.
Но собаки не спешили к угощению. Первым подошел старый Ворон, понюхал, лизнул неохотно жир и отошел. За ним последовал Серый, и повторилось
— Что я говорил, Васька? Если они голодны, так у самого хозяина тайги кормежку отберут и на волков нападут, а нет — так и тебя на куски разорвут, — засмеялся наблюдавший за собаками, куривший Нифон. — А закармливать их не надо: сытые-то лениться будут. Кто тогда оленей будет гонять? Разве мы с тобой…
— А вы, дядя Нифон, не боитесь топтыгина? — поинтересовался Василек. — Придет — и всю рыбу враз съест.
— Нет, Васька, не съест. Около бочонка, под елкой, медвежий капкан имеется, а медведь осторожный, железа боится.
Забравшись на гору, Нифон сел отдохнуть на валежину, и скрутил толстую «козью ножку». И лишь до конца докурив самокрутку, бодро поднялся и отправился в путь. Василек старался не отставать от него и очень жалел, что уже не лето и нельзя идти босиком.
Они долго шли борами, но оленей так и не повстречали. Между тем собаки лениво трусили сзади.
Василек даже рассердился на них.
— Если собаки-лентяи сзади бегут, не найти нам оленей.
— Найдем, Васька! — заверил его Нифон. Собаки потому и не бегут впереди, чтобы оленей не разогнать. Олени собак без нас за волков примут. А сейчас собаки отдыхают, их работа еще впереди.
И действительно, вскоре из-за деревьев показались светлые спины оленей. Их было много, около сотни. Они бежали на пастухов, но, увидев их, шарахнулись врассыпную.
— Э-йу! — неожиданно для Василька заорал Нифон. — Ворон! Тайга! Серый! Усь-усь!
Собаки, взвизгнув, сорвались с места и скрылись из виду. И вот с полсотни оленей, зажатых тремя собаками, уже повернули обратно.
— Э-йу! — снова громко крикнул Нифон.
И олени круто остановились и, успокоясь, начали щипать белый воздушный ягель. А собаки, высунув языки, подошли к хозяину.
Теперь пастухи, осторожно напирая на оленей, подгоняли их.
— Ай-ай-ай…
Собаки опять плелись сзади, пока не замелькали рога вновь появившихся оленей.
— Э-йу! — разнесся голос Нифоиа.
— Э-йу! — крикнул и Василек.
— Ворон, туда! Тайга, Серый, туда! Усь-усь! — скомандовал Нифон.
И собаки умчались оббегать новое пополнение стада. Количество оленей быстро росло.
— Э-йу — время от времени покрикивали Нифон с Васильком.
Стадо двигалось в одном направлении. Встречались на пути отдыхающие животные: то важенка с теленком, то прилегшие от усталости старые самцы. Все они присоединялись к идущим.
— Ай-ай-ай! — успокаивали их пастухи.