Бб высшей квалификации
Шрифт:
По ходу дела у нас стал составляться словарь московских слов и выражений, мы скрупулезно коллекционировали всевозможные перлы, употребляемые столичной интеллигенцией и иже с ними. Из всего набора помню только один широко распространенный шедевр: "Хочете ехать - ехайте".
Однажды в московском метро я пыталась совладать со своим пространственным идиотизмом. В сотый раз бараньим взором окидывая схему метро, я абсолютно безрезультатно пыталась решить в какую сторону кольца следовало податься, внутренним чутьем понимая, что тем временем я неумолимо удаляюсь от нужной мне ветки. Наконец, осознав бессмысленность этих потуг, я решилась-таки воззвать о помощи. В молодости я столь же упорно, как и окружавшие мужчины,
Как-то мой папа повез нас по окрестностям Сестрорецка и решил вернуться по иной, незнакомой дороге (он страсть, как любил исследовать новые места и дороги). После долгого пути стало совершенно очевидно, что мы заблудились, но, несмотря на наши с мамой увещевания, папа ни за что не соглашался спросить кого-нибудь, продолжая упрямо двигаться вперед. Остановил его неожиданно выскочивший из кустов солдат в пограничной форме, с винтовкой наперевес, почти прыгнув под колеса наглых нарушителей государственной границы. Ему на подмогу немедленно выскочила еще троица бдительных стражей, уже собиравшихся нас задержать, но после короткой беседы с папой, нас отпустили с миром, отдав честь старшему по званию. Как видно, папа помахал перед их носом "деревянной ногой" (любимое выражение питерских психологов).
Итак, в метро я обратилась с вопросом к молодому человеку, стоявшему рядом. Он терпеливо объяснил мне, как ехать, и, после непродолжительного размышления, спросил: "Откуда вы? Судя по вопросу, вы не москвичка, а правильностью выговора звучите как местная?" Я просто задохнулась от возмущения и долго читала ему лекцию с иллюстрациями из нашей коллекции.
Жила я эти два месяца у тети Сусанны с Витой. В тот момент тетя Сусанна была в третий раз замужем. Так мы и существовали все вместе в маленькой двухкомнатной квартирке. Конечно, мое присутствие их очень стесняло, и было, скорее неуместным, но они к такому привыкли. У них вечно кто-то гостил или жил: какие-то иногородние, бездомные или полубездомные (общежитские) студенты или лимитчики: все, кому надо было ненадолго или надолго остановиться, переждать или пережить что-то, находили пристанище в этом доме. Даже когда они жили в одной комнате, в коммунальной квартире у них постоянно толпился народ. Правда, помимо той самой единственной комнаты они владели еще собственной кухней и даже собственным входом по деревянной лестнице, ведшей прямо на второй этаж и напоминавшей приставленную к голубятне стремянку.
В один из моих московских визитов я застала у них студентку, приехавшую из Сухуми и жившую до этого в общежитии. Вита где-то случайно познакомилась с ней и тотчас привела в дом, так эта Лариса и прижилась у них. У Ларисы имелся жених, тоже из общежитских, который регулярно заходил в гости, а когда молодые поженились, они и вовсе переселились к Сусанне (как они все помещались в тех двух крошечных комнатках - не представляю). Через некоторое время после водворения новобрачных на строгом семейном совете постановили, что следует оградить молодого мужа от жены, ведшей себя, по всеобщему мнению, неподобающим образом. Сказано - сделано, приговор привели в исполнение и выставили Ларису за дверь. А Володя, к тому времени уже лишившийся места в общежитии, так и остался жить-поживать в своей названной семье. Сия идиллия закончилась рождением у них с Витой сына, точнее сказать, идиллия на этом не закончилась, а продолжалась еще многие годы, обретя в результате наипечальнейшее завершение.
С
Сусанна была красивой, своевольной, резкой и прямолинейной до грубости, но за этим скрывалась невероятно добрая, ранимая натура. Она готова была помогать всем по первому требованию или даже без оного, без рассуждений и оглядок. Несмотря на резкость, ее любили все, кто к ней приближался, и, порой, казалось, что стоило ей заговорить с человеком, как он немедленно становился ее преданным другом. В детстве я ее недолюбливала и побаивалась: она могла наказать нас с Витой за малейшую провинность, не разбирая, кто прав, кто виноват - обеим доставалось поровну. Время от времени она отправляла нас в разные углы комнаты, где мы должны были подолгу стоять без движения, что было совершенно чудовищной пыткой (дома меня никогда так не наказывали). В довершение она нередко обещала насыпать в угол горох и поставить нас туда на колени, видимо, она так часто повторяла свою угрозу и настолько поразила этим мое воображение, что мне это стало казаться чем-то реальным. Когда много лет спустя, я рассказала ей об этом, она долго смеялась, ничего подобного не было - лишь слова, которым никто, кроме меня, значения не придавал.
Через несколько лет после нашего знакомства Сусанна с Витой совершенно неожиданно исчезли из Балтийска - уехали в Москву и больше уже не возвращались. Взрослые что-то приглушенно и с жаром обсуждали, спорили, но мне доставались лишь какие-то огрызки информации. Я знала только, что Сусанна поссорилась с мужем, и решительно в одночасье покинула наш славный город. Ее муж погоревал-погоревал и, как водится, женился на не замедлившей подвернуться кандидатке. Наташа - новая жена Рема - поспешила родить сначала одного, а потом и второго ребенка. Оба (и Сусанна, и Рем) впоследствии немало сожалели о своем скоропалительном разбеге.
Мне очень не хватало моей подруги, и поскольку я всю жизнь мечтала иметь сестру или брата, я быстро сочинила историю о родной сестре, с которой нас трагически разлучили. Я еще долго рассказывала всем вокруг эту жуткую историю, обраставшую по мере повторения все новыми и новыми раздирающими душу подробностями.
А с Витой и Сусанной наша дружба на этом не прекратилась. Мы часто ездили друг к другу, постоянно перезванивались. Сусанна стала не только маминым, но и моим личным другом и советчиком. Бывая в Москве, вся наша семья, родственники и близкие друзья всегда останавливались у Сусанны, а затем и у Виты, поселившейся в более просторной квартире. Мы даже помыслить не могли остановиться где-нибудь в другом месте, это было бы воспринято как несмываемое оскорбление - нам бы такого предательства никогда не простили. Когда, приезжая, я навещала кого-то из друзей и оставалась там ночевать, чтобы не тащиться ночью через всю Москву, по возвращении меня всегда встречал обиженный тон и неодобрительные взгляды.
За долгие годы нашей дружбы мы съели вместе немало соли. Сусанна и Вита так часто приходили на помощь, без рассуждений и сомнений, что это стало привычным, приобрело некий налет обыденности и даже перестало должным образом цениться. Никогда и ни с кем больше нас не связывали такие по-настоящему родственные отношения - это был один из самых замечательных подарков, которые преподнесла нам судьба.