Беби - бум для босса
Шрифт:
– Настя,- кричу ей вслед. Она оборачивается лишь на мгновенье, и его мне хватает. Чтобы заметить в глазах ее странное свечение. То, как она на меня смотрит, говорит мне о многом. Надо прекратить это безумие. Черт с ними с деньгами, заплаченными за мой идиотизм. Пусть они горят синим пламенем.
– Глеб, ты нормальный?- шипит Ольга, повиснув на моей руке, словно гиря, когда я дергаюсь в сторону кабинета Михаила. – Да что случилось? Может объяснишь?
– Я передумал. Мне не нужен ребенок от суррогатной матери. Это не правильно. Если кто – то свыше не дал, не стоит вмешиваться. Надо остановить это мракобесие.
–
Тонкий каблук попадает в едва заметный зазор, между плитками. Я не успеваю подхватить падающую красотку.
Подхватываю на руки стонущую от боли Ольгу. Ее рука раздувается и синеет прямо на глазах.
– Ты мой герой,- шепчет она мне на ухо, всхлипывая, как маленькая девочка, пока я тащу ее по коридору, в поисках хоть какого врача. Хотя, что могут сделать с переломом врачи клиники репродуктивной медицины?
«А ты моё наказание за грехи» - хочу сказать я, понимая, что Настя сейчас подвергается пытке и я ничего не успеваю с этим поделать. И я скорее всего потеряю мою рыжуху. Это ведь противоестественно – родить чужого ребенка. Такое может сломать даже очень сильного человека. Она просто возненавидит меня. Уже возненавидела.
– Да ладно тебе, может еще не получится ничего,- успокаивает меня Ольга. Дура ненормальная. Она только и мечтает, чтобы этот ребенок не явился на свет.- Твои живчики не самые работящие ребята.
– А женщина. Ты не думала о том, что ей может быть больно, страшно? – тихо спрашиваю я.
– Это мне больно сейчас,- шипит невестушка. После осмотра врача она успокоилась. Перелома нет – обычный ушиб.- А этой колбе с ногами заплатили за неудобства. И заплатили много. Так что не терзай себя. Поехали домой. Все равно сегодня результат мы не узнаем.
– Ты поезжай. Володя тебя отвезет. А я подожду.
Ольга злится, я вижу, как раздуваются тонкие крылья ее носа – первый признак ярости. Я столько лет с ней, что изучил ее от и до. Странно, что меня держит рядом с этой холеной сукой? Обещание, данное умирающему отцу? Какая несусветная чушь. С этим я тоже разберусь. Деньги, активы, жадность, и еще куча пороков, от которых я готов отказаться.
– Все прошло успешно,- эта чертова медсестра все время появляется из ниоткуда, как чертов ангел смерти. Вздрагиваю от неожиданности.- Анастасия Алексеевна отдыхает. Думаю, после обеда мы отпустим ее домой. Вам не о чем беспокоиться.
– Я могу ее увидеть?
– Нет, она еще не совсем отошла от наркоза. И просила никого к ней не пускать. Ей нужен покой.
Никого – это значит меня. Она меня ненавидит. Что ж, заслуженно. Ухмыляюсь – меня ненавидят обе женщины сейчас, которые присутствуют в моей жизни. Парадокс. И как я умудряюсь так косячить. Застегиваю пальто и выхожу на улицу. С неба начинает сыпать легкий снежок. Домой ехать не хочется. Захожу в первый попавшийся бар.
– Три водки, - приказываю бармену. Это только разминка. В кармане звонит телефон, я достаю мобильник и выключаю звук не глядя на экран. Та, что нужна мне не хочет со мной разговаривать. А весь остальной мир мне сегодня похрену.
Настя
Мама учила меня, что не чужом несчастье, счастья не построишь. Папа учил, что
Я открыла глаза и уставилась в потолок, который расплывался перед глазами и казался выгнутым куполом. Почему — то именно таким я увидела мир после наркоза – похожим на мыльный, переливающийся пузырь. А во время своего странного сна я видела Золотова, чувствовала его запах, ощущала силу, почти физически. И вдруг поняла, что страшно хочу торт. Такой вкусный – три шоколада, и чтобы толстая сливочная прослойка, как в «Чародейке» из моего детства. А еще лучше, птичье молоко.
– Настя, вы меня слышите? – чужой голос раздается, словно из космоса, так мне показалось.- Все прошло хорошо.
– Торт.- прохрипела я, с трудом ворочая распухшим языком.
– В палату ее, - приказал голос.-И наблюдать. Золотов переубивает тут всех, если девка не придет в себя как можно скорее.
– А не переубивает за то, что ...? – насмешливо спросил женский голос.
– Рот закрой, и делай. Что говорят, торт хочет – торт ей дайте, икры черной, золоченого лобстера – все что угодно. И сообщите Глебу Егоровичу, что процедура прошла, и остается только ждать результата.
– А можно я сама? – спросила я тихо. Мне страшно захотелось услышать голос моего зверя. Сглотнула слюну, вспомнив как переливались под кожей стальные мышцы, когда он нависал надо мной. И капельки пота на сильной груди. И распирающую, невероятно сладкую боль от его проникновений.- Я хочу поговорить с Глебом... Егоровичем.
Да плевать на то, что говорила мама. Я не собираюсь разрушать счастье Глеба. Просто хочу еще раз пережить невероятный секс. Даже не представляла никогда, что это может быть настолько восхитительно. Но сейчас, я до одури желаю продолжения.
У меня ничего не болит, словно и не было никакой процедуры. Только кружится голова и страшно хочется «по – маленькому». Кстати, наркоза я не хотела. Но анестезиолог сказал, что на нем настоял заказчик. Странно, что он позаботился обо мне таким способом. Просто, приказал вырубить меня, чтобы заполнить мою утробу своим семенем. Или, как там говорят в подобных случаях? Я встала с кровати, едва оказалась в палате, и пошатываясь пошла в туалет. Взгляд упал на прикроватную тумбочку, на которой я оставила мобильник. Рука сама потянулась за предательницей – трубкой, набрала заветные цифры, не боясь, что меня рассекретят. Сейчас я и сама этого хотела. Мне нужно сильное плечо, и тихий огненный шепот. Мне нужен этот несносный мужик, по которому я, оказывается, страшно соскучилась.
Вот только он не ответил. Я слушала длинные гудки, с трудом сдерживая желание разреветься. Он не один, у него есть красавица невеста, у него своя жизнь. А я просто матка с ногами, обязанная родить наследника сильному зверю.
Я заплакала, растирая рукавом злые слезы. Ну и пусть он там, пусть с этой...
Додумать я не успела, и даже кары на голову дикого вепря и его козы не успела придумать. Дверь распахнулась, и в палату ввалился Золотов – собственной персоной, прижимая к груди огромного плюшевого медведя, волочащегося по полу, даже учитывая немаленький рост моего «Ромео».