Бедная Лиза
Шрифт:
– Копии – это морока, – заметил Ганцзалин. – Во-первых, нужно время, чтобы заменить оригинал копией. Так он просто снял картину и выволок ее на черную лестницу, там освободил от защитного короба и рамы и был таков. А заменять оригинал копией – это долго и трудно. Тем более, что тут не холст, а доски.
– А что во-вторых? – спросил Нестор Васильевич.
– Во-вторых, копию еще нужно написать, к тому же написать хорошо. Опять же, писать пришлось бы на холсте, а не на досках, чтобы не возбуждать подозрений администрации. И, кроме того, писать пришлось
Загорский кивнул задумчиво. Пожалуй, Ганцзалин прав. Не говоря уже о том, что в зал все время приходят другие художники, у них глаз наметанный, они могли обнаружить, что в зале висит копия, а не оригинал…
– Понял! – вдруг прервал сам себя Загорский и даже хлопнул ладонью по столу, отчего бутылка с шоколадным ликером подскочила, и Ганцзалин еле успел ее подхватить, чтобы не вылилась драгоценная жидкость. – Наша ошибка в том, что мы не допросили самого первого свидетеля!
– Кого именно? – полюбопытствовал Ганцзалин, бережно выливая остатки ликера в рюмку.
– Художника, который обнаружил пропажу, некоего Беру… – Загорский решительно надел пиджак и направился к выходу. – Нам нужно срочно задать ему несколько вопросов.
– Но его уже допрашивала полиция, – возразил помощник, с горечью глядя на недопитый ликер.
– Полиция не знала, что спрашивать. А мы знаем.
Адрес художника Загорский получил у префекта Лепэна, однако решил не идти прямо к нему в квартиру.
– С тех пор, как был изобретен телефон, людям стало гораздо проявлять деликатность и легче соблюдать ритуал, – объяснил он помощнику. – Не нужно без предупреждения вваливаться в чужой дом, достаточно телефонировать и назначить встречу где-нибудь на нейтральной территории…
Встреча была назначена в том самом «Клозери де Лила» на Монпарнасе, где Ганцзалин уже имел разговор с Бертильоном, в результате которого выяснилось, что знаменитый криминалист – человек, может быть, и честный, но недостаточно добросовестный.
– Настоящий галльский петух, – определил суть Беру Нестор Васильевич, зорким своим взглядом усмотрев немолодого уже художника, одиноко сидящего на веранде среди шумной богемы. – Впрочем, возраст берет свое, так что, надеюсь, нас этот петух клюнуть не захочет.
Подойдя к столику, за которым в гордом одиночестве сидел Беру, Загорский обаятельно улыбнулся и представился.
– Нестор Загорский, к вашим услугам. А это мой помощник Ганцзалин.
Ганцзалин оскалился, на взгляд действительного статского советника, несколько страшновато. Но, видимо, сам Беру так не считал. Он окинул Ганцзалина заинтересованным взором и воскликнул восхищенно:
– Какая физиономия! Я бы с удовольствием написал с него портрет, который можно было бы назвать: «Кошмарный азиат». Как думаете, он согласится?
Польщенный Ганцзалин, не чинясь, заулыбался
– Этот вопрос мы могли бы обсудить чуть позже, – дипломатично отвечал действительный статский советник. – А сейчас я бы хотел задать вам несколько вопросов. Первый: что вы будете пить?
– Прекрасный вопрос, – обрадовался Беру, – я вижу, с вами можно иметь дело.
– У нас в России говорят: соловья баснями не кормят, – заметил Нестор Васильевич.
Художник отвечал, что в России, очевидно, живут очень мудрые люди. Что же касается до первого вопроса мсье Загорски, то он будет бургундское.
– Итак, – сказал Загорский, когда была принесена бутылка вина и легкая закуска, и они выпили за знакомство, – перейдем к делу. Скажите, пожалуйста, как часто вы ходите в Лувр?
Беру пожал плечами – да он практически живет в Лувре, он ведь делает копии с известных картин на заказ.
– Отлично, – сказал Загорский и глаза его загорелись. – Часто ли вы бываете в салоне Карре?
– Последние полгода провожу там практически все свое время, – отвечал Беру.
Действительный статский советник даже не пытался скрыть своего удовлетворения.
– Скажите, а кроме вас там кто-нибудь появлялся? Я имею в виду ваших собратьев художников.
– Появлялись, разумеется. Было несколько человек, они тоже делали репродукции.
Так-так. А кто-нибудь из этих нескольких копировал ли «Мону Лизу»?
– Да, копировал, – отвечал Беру. Тут он слегка нахмурился и продолжал: – Причем копировал в мельчайших подробностях.
– То есть?
– Он копировал не только саму картину, но даже трещины на досках.
Загорский поднял бровь: как интересно! И часто ли копиисты проявляют такую скрупулезность?
Тут Беру задумался на миг, потом вдруг громогласно выругался:
– Тысяча чертей, мсье Загорски, вы навели меня на крайне неприятную мысль!
Действительный тайный советник молча смотрел на собеседника, в глазах у него явственно отражался вопрос: что это за мысль такая, на которую он навел почтенного мэтра Беру? Что еще за неприятная мысль?
Художник налил себе в бокал бургундского и залпом осушил его. Загорский жестом велел гарсону принести еще бутылку.
– Да, – сказал мэтр Беру. – Точнее, нет. Или даже… Одним словом, вы правы, такая тщательность используется обычно в том случае, если копиист намерен выдать свою работу за оригинал.
– Ну, в данном случае это едва ли возможно, – осторожно возразил Нестор Васильевич. – Оригинал написан на досках, а копия – на холсте.
Беру хмуро отвечал, что это ничего не значит. Копия на холсте – это всего только промежуточный вариант. Художник отнесет ее домой и уже с нее начнет писать копию на досках. И вот тут-то важно будет перенести на картину не только сам образ, но и каждый дефект, каждую трещинку.
– После чего, очевидно, можно будет продать ее уже как оригинал?
– Да, то есть, нет, конечно… Ее все равно не выдашь за настоящую Джоконду, все же знают, что оригинал находится в Лув…