Бедная мисс Финч

Коллинз Уильям Уилки

— Простите меня, что я покинула вас, — сказала я так спокойно, как только могла, и поцеловала ее.

Луцилла сразу же заметила мое волнение, как ни старалась я скрыть его.

— Вы тоже боитесь? — воскликнула она, взяв мои руки.

— Боюсь, друг мой, — повторила я. (Я была поражена, я решительно не знала, что сказать.) — Да. Теперь, когда минута так близка, мужество покидает меня. Всевозможные ужасы приходят мне в голову. О! Когда этому будет конец? Каким окажется Оскар, когда я его увижу?

Я ответила на первый вопрос. Кто мог ответить на второй?

— Herr Гроссе приедет к нам с утренним поездом, — сказала я. — Конец будет скоро.

— Где Оскар?

— На пути сюда, вероятно.

— Опишите

мне его еще раз, — попросила она с жаром, — в последний раз, прежде чем я его увижу. Его глаза, его волосы, цвет его лица — все!

Как я исполнила бы ее просьбу, не могу и представить. К моей невыразимой радости меня прервали в самом начале внезапным появлением семейной депутации.

Первым, ступая медленными, торжественными шагами, внушительно прижав руки к груди своего клерикального сюртука, появился достопочтенный Финч. За ним следовала его жена, лишенная всех своих обычных принадлежностей — кроме младенца. Без повести, без кофты, без шали, даже без носового платка, который она вечно теряла, одетая в первый раз с тех пор, как я ее знала, в приличное платье, миссис Финч была неузнаваема. Если бы не младенец, я в полумраке приняла бы ее за незнакомку. Она стояла в нерешительности на пороге (очевидно, не уверенная в приеме) и заслоняла собою третьего члена депутации, жалобно взывавшего к нам тоненьким голоском хорошо знакомыми словами:

— Джикс хочет войти.

Ректор снял руку с груди и простер ее, протестуя против вмешательства третьего члена. Мистрис Финч машинально подвинулась вперед. Джикс вошла, держа свою оборванную куклу, и приблизилась ко мне, оставляя на ковре следы недавнего странствия. Остановившись предо мной, она устремила на меня глаза, взяла куклу за ноги, головой ее ударила меня по коленям и сказала:

— Джикс хочет сесть сюда.

Я усадила Джикс, как она желала. Между тем мистер Финч торжественно подошел к Луцилле, положил руки на ее голову, поднял глаза к потолку и произнес басовыми нотами, дрожавшими от отеческого волнения:

— Да благословит тебя Бог, дитя мое!

При звуках великолепного голоса мужа, мистрис Финч стала опять сама собою.

— Как ваше здоровье, Луцилла? — спросила она ласково и, усевшись в угол, принялась кормить младенца.

Мистер Финч произнес речь.

— Мой совет, Луцилла, не был исполнен. Мое отеческое влияние было отвергнуто. Мой нравственный вес, так сказать, был отброшен. Я не жалуюсь. Поймите меня, я не жалуюсь, я только констатирую факты. (Тут он заметил меня.) Здравствуйте, мадам Пратолунго, надеюсь, что вы здоровы? Между нами произошла размолвка, Луцилла. Я пришел, дитя мое, с приветствием на крыльях (приветствие в этом случае должно было означать примирение), я пришел и привел с собою жену мою, — не говорите, мистрис Финч! — чтобы выразить мои сердечные желания, мои горячие молитвы в этот знаменательный день в жизни моей дочери. Не праздное любопытство направило сюда мои стопы. Никакой намек не вылетит из моих уст относительно предчувствий, внушаемых мне этим чисто земным вмешательством в пути неисповедимого Провидения. Я здесь как родитель и примиритель. Жена сопровождает меня — молчите, мистрис Финч! — как представительница матери и примирительницы. (Понимаете различие, мадам Пратолунго? Благодарю вас. Добрая душа.) Могу ли я проповедовать прощение обид с кафедры и не показывать примера прощения обид дома? Могу ли я остаться в этот торжественный день в размолвке с своею дочерью? Луцилла! Я прощаю тебя. С сердцем, полным любви, и с глазами, полными слез, я прощаю тебя. (У вас, кажется, не было детей, мадам Пратолунго? А! Вам не понять этого. Не ваша вина, добрая душа, не ваша вина.) Поцелуй примирения, дитя мое, поцелуй примирения.

Ректор величественно наклонил свою

голову с щетинистыми волосами и запечатлел поцелуй примирения на лбу Луциллы. Он вздохнул глубоко и в приливе великодушия протянул руку мне.

— Моя рука, мадам Пратолунго. Успокойтесь. Не плачьте. Да благословит вас Бог.

Мистрис Финч, глубоко тронутая благородством своего супруга, истерически зарыдала. Младенец, потревоженный в своей дремоте движениями тела мамаши, издал сочувственный писк. Мистер Финч подошел к ним, чтобы успокоить членов своей семьи.

— Слезы делают вам честь, мистрис Финч, но при теперешних обстоятельствах это не должно продолжаться. Успокойтесь ради младенца. Таинственный механизм природы! — воскликнул ректор, заглушая голос все громче и громче кричавшего младенца. — Таинственная и прекрасная связь, делающая материнское молоко, как мы видим в настоящем случае, проводником чувств между матерью и ребенком. Какие проблемы стоят перед нами, какие силы окружают нас даже в этой смертной жизни! Природа! Великое значение матери! Неисповедимое Провидение!

«Неисповедимое Провидение» было роковым выражением для нашего ректора, оно всегда сопровождалось какою-нибудь помехой, так случилось и теперь. Прежде чем мистер Финч (преисполненный патетическими восклицаниями) успел произнести еще слово, дверь отворилась и в комнату вошел Оскар.

Луцилла узнала его шаги.

— Не видать еще Гроссе, Оскар? — спросила она.

— Его экипаж показался на дороге. Он сейчас будет здесь.

Говоря это и проходя мимо моего стула, чтобы сесть по другую сторону от Луциллы, Оскар бросил на меня умоляющий взгляд, ясно говоривший: «Не оставляйте меня в критическую минуту». Я наклонила голову, чтобы показать, что понимаю его и сочувствую ему. Он сел на свободный стул рядом с Луциллой и молча взял ее руку. Трудно сказать, чье положение из них двоих в эту минуту было мучительнее. Я никогда не видела ничего столь простого и трогательного, как вид этих двух молодых людей, сидевших рука в руку, в ожидании события, которое должно было составить счастье или несчастье их будущей жизни.

— Видели вы брата? — спросила я таким равнодушным тоном, каким только могла при терзавших меня опасениях.

— Нюджент пошел навстречу Гроссе.

Глаза Оскара опять устремились на меня, и я опять прочла в них мольбу. Он понимал, как и я понимала, что Нюджент пошел навстречу доктору с тем, чтобы с его помощью получить доступ в дом.

Прежде чем я успела еще сказать что-нибудь, мистер Финч нашел повод произнести новую речь. Мистрис Финч оправилась от рыданий, младенец успокоился, остальные молчали и слушали. Словом, домашняя конгрегация [11] мистера Финча была в его полном распоряжении. Он подошел к Оскару. Не думает ли он продолжить чтение «Гамлета»? Нет! Тогда ректор решил призвать благословение на голову Оскара.

11

Конгрегация (лат. congregatio — соединение) — образование, организация.

— В эту интересную минуту, — начал ректор своим проповедническим тоном, — теперь, когда мы собрались все вместе, в одной комнате, все исполненные одной надеждой, я желаю как пастор и отец… (Да благословит вас Бог, Оскар. Я смотрю на вас как на сына. Мистрис Финч, следуйте моему примеру, смотрите на него как на сына). Я желаю, как пастор и отец, сказать несколько назидательных и утешительных слов…

Дверь — дружелюбная, милая, предусмотрительная дверь — вовремя прервала угрожавшую нам проповедь, отворившись снова. На пороге появилась коренастая фигура Гроссе. За ним, как я и ожидала, стоял Нюджент Дюбур.