Бедный бот

Шлифовальщик Владимир

Он рассказал, что когда–то одна мощная корпорация создала игровой движок, на базе которого было разработано более двух десятков игр с полным погружением. Сотни миллионов игроков по всему Внешнему миру отправлялись из своих вирт–капсул в иные миры: постапокалиптический Омнеотрон, фэнтезийную Электорию, футуристический Галактион, оккультный Эзотериум и ещё в десятки других миров, магических, биотехнологических и сказочных. Корпорация всячески привлекала к себе новых игроков, заманивала ежедневно пополняющимся контентом, новыми уровнями и локациями. Но пресытившиеся игроки были всегда чем–то недовольны, а фантазии разработчиков уже не хватало на удовлетворение потребностей геймеров.

И тогда инициативная

группа программистов соорудила на игровом движке нейросеть, которая, изучив поведение игроков, их привычки и притязания, начала сама генерировать новые уровни, новое оружие, экипировку и прочие игровые предметы. Нейросеть была настолько умна, что она могла перепрограммировать и усовершенствовать даже саму себя, став ещё умнее. Она скоро поняла, что одним контентом тут не обойтись, и начала менять правила и логику полнопогружных игр по своему усмотрению.

Ботов она делала опасными противниками, привив им интеллект, соизмеримый с интеллектом среднего игрока. Последних же она лишала прокачки, сделав характеристики и навыки переменной величиной, позволяя ими торговать, отнимать и менять одни на другие. Игроки постепенно глупели, а неигровые персонажи — умнели. Справиться с нейросетью было уже нереально: пришлось бы перезагружать сервера, вычищать изменённые участки кода, а на это требовалось уйма времени, за которое корпорация могла бы разориться.

Полнопогружные игры корпорации начали терять популярность. Кому понравится, когда твои характеристики, заработанные потом, кровью, а то и кровными наличными Внешнего мира, отнимает какой–нибудь бандит или вымогает торговец?

А дальше во Внешнем мире случился мировой кризис, самый крупный за последние двести лет. Последствия были ужасными: падение экономики, массовая безработица, повсеместный криминал, голод и эпидемии. Человечество возвращалось в Средневековье, к натуральному хозяйству и мелкотоварному производству. Людям стало не до игр: прокормиться бы да наготу прикрыть — какие уж там игры!

— Посмотри сам, — предложил Отшельник, разворачиваясь в кресле.

Я тоже развернулся; посреди комнаты повис в воздухе большой виртуальный экран.

— Несколько видеокамер ещё работают там, снаружи, — пояснил собеседник. — Я покажу тебе кусочек Внешнего мира.

Наконец–то я увидел вожделенный Внешний мир! Но он меня разочаровал после первых же минут просмотра. Я увидел мегаполис, такой же заброшенный, как и Город, в котором я бился с Конструктором. Небоскрёбы деловых центров огромного города стояли опустевшие, с выбитыми стёклами. Но на первых этажах некоторых теплилась жизнь: там ютились крохотные обувные мастерские, швейные ателье и лавчонки, торгующие разных мелким барахлом. Парки и скверы мегаполиса превратились в огороды; я видел, как несколько жителей выпалывают сорняки на грядках. Общественного транспорта в городе не было, редкие жители перемещались на телегах, запряжённых лошадьми, либо верхом. Иногда по улице пробегал легковой автомобиль, сопровождаемый завистливыми взглядами, и за ним неслись мальчишки.

— Теперь людям не до игр, — грустно подытожил Отшельник. — И игры играют в самих себя.

— Меня нейросеть образумила? — спросил я, уже догадавшись обо всём.

Собеседник кивнул. Всё оказалось до ужаса просто. Нейросеть, не умеющая жить по–другому, стала играть сама с собой. Никаких внешников — игроков из Внешнего мира — нет, хотя детекторы и определяют некоторых персонажей как внешних. Это — призраки бывших игроков, на самом деле — такие же боты, как и я. В этом Лицедел оказался прав. Но прав и торговец Селих: загадочная техподдержка — тоже боты, сильные и бессмертные, неожиданная реакция нейросети на моё образумление. Трудно сказать, почему она именно так отреагировала, у неё своя нечеловеческая логика.

То, что я многое знал, не удивительно. Нейросеть вложила в меня все знания, которые она нахватала от внешних игроков. Поэтому я был похож на

новорожденного, который родился на свет сразу взрослым, впитав от родителей знания и жизненный опыт.

На экране я увидел комнаты со стойками серверов, на которых крутились игры корпорации. Затем камера переключилась и показала зал с вирт–капсулами, большинство из которых пустовало. В нескольких капсулах лежали поросшие бородами старики — поколение уходящих геймеров. Они погружались в наши игровые миры, но уже не были активными игроками. Нейросеть так поменяла правила, что играть больше никто не решался, предпочитая пассивно следить за событиями, как в кинотеатре. Старые геймеры подкармливали системных администраторов, принося им продукты: картошку, крупу, муку в качестве платы за пребывание в вирт–капсулах. Половина продуктов уходила на оплату электричества. Кто его знает, сколько времени ещё просуществует наш игровой мир! Наверное, до тех пор, пока не рассыплется от старости и отсутствия запасных модулей последний сервер.

— Спросишь, откуда я всё знаю? — Отшельник выключил экран и повернулся ко мне. — Я — руководитель группы программистов, создавших нейросеть.

— Я уж понял, — ответил я. — Мне рассказывал один снабженец с артефактного завода, что ты можешь вычислить появление любой новой аномалии, новой характеристики или артефакта. Для программиста это неудивительно.

Отшельник неожиданно смутился:

— По секрету тебе скажу: я давно уже ничего не могу вычислить и просчитать. Нейросеть перепрограммировалась, и теперь даже я не могу предсказать, что ей взбредёт в «голову». Она по собственной инициативе создала Интергейм. Она мешает контент из разных миров. Возможно, нейросеть хочет все игровые миры объединить в один–единственный, огромный, бесшовный и непредсказуемый.

— Но почему именно я?! — почти закричал я. — Почему проклятая нейросеть образумила именно меня? Играла бы себе с бывшими внешниками — они изначально умные…

Отшельник пожал плечами:

— Кто знает. Может, ей не интересен разум бывших игроков, она изучила его вдоль и поперёк. И теперь решила в своём мире сотворить своих собственных разумных существ, как Вселенная в своё время создала человека. Не зря у тебя появилась новая сила — инфузия. Чтобы ты нёс свет разума другим обитателям, — высокопарно закончил собеседник.

— И что мне теперь делать? — потерянно спросил я.

— А я откуда знаю? На то тебе разум и дан, чтобы думать.

Я, оставив Отшельника, вышел из дому, подошёл к пристани и уселся на тёплые доски, тупо уставившись перед собой. От пережитых событий и осознания бренности нашего мира я чувствовал чудовищную усталость, опустошение и страшное одиночество. Внешнего мира больше нет, а внутренний давно стал неуправляемым и живущим по воле нейросети.

С другой стороны во Внешнем мире так же действуют законы природы, не менее загадочные и таинственные, и люди их изучают и используют для своих нужд. У меня тоже есть разум, вполне человеческий, значит, и я смогу обуздать нейросеть, а то и заставить её потрудиться для всеобщего блага. Природа создаёт разум для того, чтобы разум подчинил себе природу — таков заведённый порядок в любом мире.

Я, сидя на пристани, подбирал с земли камешки и бросал их в воду, глядя на разбегающиеся круги. Неожиданно ощущение одиночества пропало. Я почувствовал, будто вокруг меня собираются мои друзья и знакомые. Они стоят рядом со мной на пристани, призрачные и полупрозрачные, и ждут. Вон прощелыга Альгард — прохвост и жулик, презирающий ботов, хотя сам таковым являющийся — стоит, и глаза у него бегают, будто выискивают чем тут можно поживиться. Вон неверная Эйна жмётся к своему возлюбленному Фальграну, а он отводит от меня взгляд. Рядом с ними — Жжёный, снова полный решимости бороться за свободу. А рядом с ним — Инлит, она рвётся, хочет мне что–то сказать, но не решается и только шевелит губами беззвучно. Все они такие разные, и ради них стоит жить.