Бег в золотом тумане или Смерть за хребтом
Шрифт:
А что Фатима? Нет, чтобы заняться в таджикской столице пропагандой фундаменталистского образа жизни и обращать в истинную веру испорченных советским влиянием правоверных! Нет, она едет в Ромит и, наняв там машину, направляется в Хушон(подозреваю, что далеко не материнские чувства владели ею безраздельно... Только круто замешанные любовь и ненависть могут подвигнуть женщину на такое глобальное преследование!) Так вот, в Хушоне она, конечно, знакомится с Резвоном, только что спустившим селевое озеро и мечтающим спустить со всех нас шкуру. Они бросаются в погоню, на перевале теряют
...К обеду мы были на штольне. Встретила нас Наташа, оставленная в охранении. Все остальные были в горe. Приказав Фатиме с сестрой приготовить что-нибудь к обеду, я привязал трофейных ишаков на мочажине рядом с нашими и начал устраивать лежбище для Лейлы – ей надо было поспать. Не без колебаний оставив ее под присмотром Наташи, я пошел к ребятам.
В горe я кратко рассказал обо всем товарищам.
– Это, наверное, Абдурахманыч приказал долго жить? Жалко мужика, – выслушав меня, проговорил Сергей, явно удовлетворенный новостями.
– Ну и хрен с ним. Баба – с возу, кобыле легче, – сказал Житник, с интересом рассматривая в луче фонарика самородок замысловатой формы. И, положив его в карман, добавил:
– А с этим Бабеком не соскучишься! Если бы он шлепнул шестого, я бы его в задницу поцеловал... А теперь его самого в Хушоне шлепнут и нас в Душанбе, может быть, искать станут. А как ты думаешь, Черный, попрут на нас местные? Когда узнают о золоте?
– Не пойдут они на автоматы! – покачал я головой. – Подождут, пока уйдем домой, и только потом к штольне побегут! Уже бегут, наверное. Тут после нас еще килограммов пять-шесть можно надробить и намыть только из наших остатков. Если варежку не разевать – прорвемся...
Как я и предполагал, в мое отсутствие ребята не теряли времени даром. Все самородки были выбраны. Оставалось только собрать всю мелочь, чем они и занимались. Федя здоровой рукой дробил в крошку обломки кварцевой жилы, Сергей с Юркой насыпали передробленную мелочь на брезентовое полотнище и затем, взявшись за все четыре угла, долго его трясли. После этого им оставалось только удалить верхний слой кварцевой крошки и собрать скопившийся снизу тяжелую золотую мелочь, очень похожую на стружку или опилки.
Обследовав забой, я начал укладывать самородки в пробные мешки. Юрка потребовал, чтобы в каждом было примерно одинаковое количество золота.
– На тот случай, если придется разбегаться в разные стороны – объяснил он, усмехаясь.
Мешков было шесть: по одному на каждого из нас, считая Бабека, плюс один Лешке Суворову. Было непросто разложить самородки поровну – они были разной величины и с разным количеством вкраплений кварца, но под тяжелым взглядом Житника я все же справился с этой задачей.
Когда все было передроблено и перетрясено, мы засыпали золотой песок в те же мешки (в пустоты между самородками) завязали их и перенесли к выходу. Там постояли над добычей, прикидывая на глаз ее общий вес.
– Гадом буду, килограмм пятьдесят в каждом мешке, – предположил Фредди.
– Килограммов триста всего. Без кварца – двести, – мечтательно продолжил Житник. Тысяч на семьсот зеленых,
– Слушай, давай ты считать не будешь, – прервал его Сергей. – Жадность фраера губит. Сколько дадут, столько дадут. Еще не известно, какая у золота пробность, да и Черный говорил, что сурьмы в нем полно – малоценное оно.
– Зато красиво как. Как тянет! Смотри, Юрка сейчас мешки гладить начнет, – присоединился я к разговору. – Юр, а Юр, спорим, что ты разделил уже семьсот на семерых, потом на шестерых, а сейчас потеешь, на пятерых делишь? Смотри, не перетрудись!
– Я ему помогу, – усмехнулся Сергей. – В городе. А сейчас есть пошли. Там Фатима, небось, королевский рубон приготовила...
Перед тем, как выйти на поверхность, я вернулся в рассечку проститься со ставшим родным для меня местом. Уже повернувшись, чтобы уйти, я краем глаза увидел в кровле закол. По старой своей привычке не оставлять заколов на рабочем месте я сковырнул его брошенным в углу ломиком и на обнажившейся свежей поверхности кровли увидел желвак золота размером чуть меньше блюдца. Он смачно блестел в свете карбидной лампы.
“Ну, это уже слишком! Серега прав – жадность фраеров губит. Оставим природное сокровище местному населению. И приятно ему будет и нам не так совестно, – лениво подумал я. – Хотя, зачем им золото, здесь, в горном раю, не знакомом с основными принципами общества потребления? Передерутся”.
Выйдя на-гора, я рассказал о находке товарищам, но никто не изъявил желания продолжить добычу. Все, даже алчный Юрка, понимали, что оставаться еще на день опасно. А этот самородок лучше оставить на его видном месте с тем, чтобы отвлечь местное население от погони за нашим караваном.
Мы быстро поели варево, приготовленное Фатимой (она просто смешала все имевшиеся продукты – крупы, несколько банок “Завтрака туриста”, тушенки и кильки в томате – в кастрюле, залила все водой и прокипятила), попили чаю, погрузили мешки с золотом на ишаков и пошли к лагерю.
В лагере мы аккуратно завернули золотой груз в спальные мешки и палатки и навьючили их на ишаков. Посидев у очага на дорогу, водрузили Лейлу на трофейного ишака, выглядевшего самым сильным (Фредди его так и назвал – “Сильный”), и пошли вниз к Ягнобу. У каждого в руках был автомат.
На устье Кумарха мы увидели толпу кишлачных жителей. Их было человек пятнадцать. Возглавлял их знакомый нам учитель. Я поискал глазами Бабека, и скоро нашел его на вершине скалы, господствующей над долиной. Заметив нас, он махнул рукой, призывая подойти поближе.
– Долина на замке? Ты, дорогой, как триста спартанцев! – сказал я, приблизившись к нему. – Как дела?
Бабек затараторил:
– Я говорил им не ходить никуда. Иди, говори муаллим [68] . Скажи, мне один, наш человек нужна, который от меня убежал. Если с ним не говорю, и он вперед домой в Хушонпридет, его родственник камень меня и мой семья убьют!
68
Учитель (тадж.).