Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
Мне нужен был план, только в голове словно выросла бетонная стена. Никаких зацепок. Никаких подсказок.
Но в момент, когда я опустила руки, Гидеон лишь поднял их. Потому что он стоял у хронографа и смеялся, немного грустно, опустив голову. Снял парик и ладонью взъерошил волосы, поворачиваясь к нам, чтобы дать крыльям за моей спиной окончательно раскрыться.
– Вы так и не поняли, граф? Вот та Гвендолин, которая мне нужна. И я буду рядом с ней, не смотря ни на что. И если она решит, что
Когда-то думала, что уже все знаю о любви, но клянусь, в этот момент где-то в центре мироздания взорвалась звезда, поглощая все беды и несчастья, которыми я себя окружила. Взорвалась, чтобы дать мне жить заново.
Гидеон вытащил из кармана вовсе не сломанный рубин, а заряженный кольт, пуля из которого с оглушающим хлопком врезалась в лоб Леопольда Сен-Жермена, потерянного и разбитого во времени. Без имени и титула. Обычного человека, которому не посчастливилось родиться в знатном роду, но посчастливилось иметь хитрость и ум.
Его тело упало на пол вместе со мной. Но если в его глазах отражалась лишь пустота, то в моем все еще были образы всего времени. Помпезности 18 века и уютные вечера 19ого. Революционные крики войны 20ого и неоновые вывески 21 века.
Вся я – напротив того, кто построил мою жизнь.
Но я знала, что еще чуть-чуть и я открою глаза в совершенно новом свете, где все, что я буду знать – это тепло любимого человека. Потому что прекрасно помнила фразу, что если ты идешь через ад, то продолжай идти.
А пока закрывай глаза.
Здравствуй и прощай, Гвендолин Шеферд.
========== Эпилог. Гидеон ==========
Эпилог
УБЕРИТЕ ЭТУ ЛУНУ
Задерни шторы поскорей,
Спугни обманный свет
Луны, чья маска и теперь
Все та же - большей фальши нет, -
Хотя на наших лютнях пыль
Бог знает сколько лет.
Не выходи в полночный сад,
Забрызганный росой,
Глядеть на звезды, что горят
Нездешнею красой, -
Так было век тому назад,
Сегодня век иной.
Не трогай веток в темноте,
С волненьем не лови
В их аромате чувства те,
Что жили у тебя в крови,
Когда любовь равна мечте,
А жизнь - самой любви!
Пусть комнатный бесстрастный свет
Мечты твои зальет,
И эхо отлетевших лет
В душе твоей замрет…
Был слишком нежен Жизни цвет,
Да слишком горек плод!
(Томас Гарди, 1904)
Я прижимал ее к себе посильнее,
– А они хорошо смотрятся вместе…
– Кто?
– Марк и Шарлотта…
– Bravo, mademoiselle! Vous ^etes une grande entremetteuse!*
Гвендолин наигранно возмущается.
– Я не сводница! Я просто их познакомила.
– Я так и подумал!
– Хватит, Гидеон. Ты сам тоже хорош. Подталкивал Марка к ней комплиментами.
– Ревнуешь?
– Нет. – Она отворачивается от меня, показывая всем видом, что ревнует. Я начинаю шептать ей на ухо по-французски слова, которыми полно мое сердце, поочередно целуя в щеку: «Милая Гвендолин. Любимая Гвендолин. Красавица моя. Нежная Гвендолин. Опасная Гвендолин. Страстная Гвендолин».
– Прекрати, - шепчет она ответ с красными щеками от смущения. – Иначе я не сдержусь и покажу аморальное поведение в отношении тебя.
Мы ехали с Дня Рождения Лесли, где мой братец Рафаэль устроил своей девушке милую вечеринку-сюрприз в честь нее. Я как подозреваю, Марк и Шарлотта оказались там неслучайно. Уж больно странно выглядели эти двое в нашей компании. Но надо отдать должное, хитрость сработала, и этот слащавый внучок не отходил от рыжей надоеды весь вечер. Отлично спелись. Шарлотта, кажется, сегодня влюбилась не на шутку. Мы сбежали первыми из гостей, выбрав простой Лондонский автобус вместо лимузинов с водителями, своих машин и такси.
– Давай, Гвен, покажи этим чопорным старичкам, что ты умеешь!
Я киваю в сторону одной пожилой супружеской пары. Мужчина бурчит что-то своей седой даме сердца, а та его слушает и кивает, слушает и кивает…
Вот бы так состариться с Гвен. На фразе «И жили они долго и счастливо» в нашей паре идет сбой - либо долго, либо счастливо. Гвендолин все-таки приняла мой отказ от бессмертия, так как она знает, какого это быть «сторожем своего личного кладбища».
Я смотрю и вижу, как она зависла в своем личном аде – в своих мыслях, глядя, не отрываясь, от пожилой пары.
– Гвенни, милая! – Я стону, прижимая сильнее. Как же это больно видеть! Это страшно.
– Прости меня. – Она возвращается снова ко мне, но все еще мыслями там. – Прости.
Она постоянно извиняется, когда такое происходит. И мне подсказывает, что это не только за потерянное внимание. Гвендолин считает себя уродцем, что она обделяет меня, так как не смертна и не может постареть рядом со мной вот так, как эти старички. А еще, что бесплодна…
– Гвен, ты знаешь, что извиняться не стоит.