Бегемот
Шрифт:
Сергей Петрович приготовился слушать.
17
Рассказчик шутливо откашлялся и пробормотал:
«Начнём, пожалуй, с самого начала… Нн-да… А начинался роман – вот именно с этих слов… – рассказчик ещё раз откашлялся, на этот раз уже, кажется, не шутливо, и громко, и отчётливо продолжил:
– И в столице и в богом забытой горной деревушке Поддинской империи можно услышать, как люди говорят друг другу: «Ну, что ты расстроился, как вертоградарь Ю?» или «Я заплатил свой императорский налог хризантемами». Все в Поддиной понимают эти странные и бестолковые
Эту историю я получил в наследство от моей бабушки и, по сложившейся в нашей семье традиции, должен передать её своим внукам. Но так как у меня нет ни детей, ни внуков, а сам я уже такой ветхий старик, что все мужчины и женщины Поддиной, даже самые старые из них, кажутся мне моими внуками и внучками, я, нарушая древнюю традицию моей семьи, решаюсь передать правдивую историю вертоградаря Ю моей большой семье – великому народу Поддиной».
Рассказчик печально вздохнул, словно у него самого тоже не было ни детей, ни внуков, ни братьев, ни сестёр, а был у него на всём белом свете один только Сергей Петрович и продолжил:
«Всем в Поддиной известно, что Ю родился в деревушке, затерянной среди высоких, покрытых вечными снегами гор, так что с самого детства ему казалось (он об этом сам напишет позже в своей книге), что живёт он среди огромных белоснежных хризантем.
Также вполне достоверно известно, что у отца Ю, бедного крестьянина, было две жены, родивших ему в один год, в один зимний месяц Вью, по ребёнку. Одним ребёнком был сам Ю, а вторым его сводная сестра Ву Ли.
Известно и то, что в детстве Ю любил вместе с деревенскими мальчишками играть в пи-по, лазать по деревьям, драться на бамбуковых палках, удить рыбу, то есть любил делать всё то, что любят делать мальчишки по всей Поддиной.
Известно и то, что с самого раннего детства Ю проявлял особую любовь и заботу к белым хризантемам и к своей сводной сестре Ву Ли. Свою первую белую хризантему Ю вырастил, когда ему было всего 5 лет, а когда ему исполнилось 10 лет, он признался в любви Ву Ли. И они поклялись друг другу, что когда вырастут, то станут мужем и женой, и будут любить друг друга всю жизнь, до самой смерти.
И кто знает, может быть, так всё и случилось, если бы два года спустя в горную деревушку не пришли сборщики императорского налога в сопровождении военного отряда под командованием офицера Ци.
Когда выяснилось, что деревня задолжала императору за много лет столько золотых го, что не сможет выплатить налог, офицер Ци, человек с железными зубами и железным протезом вместо левой руки, приказал своим солдатам забрать из деревни всех красивых девушек, продать их на базаре, а вырученные деньги отдать в императорскую казну.
Деревня безропотно подчинилась приказу, и только один Ю, когда узнал, что солдаты забрали Ву Ли, догнал отряд на горной дороге и с садовым ножом в руке бросился на офицера Ци. Но офицер Ци только рассмеялся – на солнце блеснули его железные зубы – и влепил мальчишке такой подзатыльник своей левой железной рукой, что Ю замертво упал в дорожную пыль.
На столичном
Большинство жителей Поддинской империи имеет об императорском гареме весьма превратное представление. В их воображении гарем есть обитель сластолюбия, лени и опиумокурения. Но это так же похоже на правду, как и представление гражданских лиц о войне, как о бесконечной лихой атаке непобедимой поддинской конницы, летящей навстречу врагу с криком «Ай-да-а!», от которого в жилах варваров стынет кровь.
На самом же деле жизнь в гареме не слишком-то и отличается от жизни людей в любом другом месте. Далеко не все насельницы императорского гарема становятся наложницами императора. Многие из них стареют, так ни разу и не побывав в Северном павильоне, а, постарев, становятся банщицами, портнихами, поварихами, прачками, гладильщицами, белошвейками, вышивальщицами и проч. – то есть всей той бессчётной обслугой, которая толчётся в гареме с утра до вечера.
Когда Ву Ли привезли в гарем, все насельницы гарема сразу же решили, что «эта деревенская худышка», говорившая на своём квакающем южно-поддинском наречии так, что её почти никто и не понимал, конечно же, никогда не станет наложницей императора.
Да и разве можно было сравнить её с нынешней императорской фавориткой Дунь, дочерью главного императорского вертоградаря У, известной поэтессой и утончённой красавицей, чьи роскошные волосы доставали до самого пола. Поговаривали даже, что её волосы любил распускать и расчёсывать сам император Ы в то время, когда Дунь читала ему свои стихи.
Ву Ли по своей деревенской привычке подчиняться каждому, кто приказывает, сама того не зная, с первого же дня своей жизни в гареме, попала в свиту к Дунь. Теперь она целыми днями занималась тем, что мыла полы в покоях Дунь, носила ей в тазу горячую воду для умывания, прислуживала ей за столом.
И так бы Ву Ли и осталась безропотной служанкой императорской фаворитки, если бы однажды Дунь не поручила ей расчесать свои знаменитые волосы.
Как потом рассказывала сама Ву Ли, всё вышло так: когда она закончила расчёсывать волосы Дунь, сама Дунь сказала ей: «А теперь, деревенщина, срежь мои волосы», и, подчиняясь приказу, Ву Ли взяла ножницы и отрезала волосы Дунь у самой шеи. Дунь же говорила, что она сразу поняла, что «эта новенькая – змея подколодная», что она не говорила ей «обрежь мои волосы», а сказала только «свяжи мои волосы».
То ли Дунь действительно оговорилась (как известно, с поэтессами это случается чаще, чем с обычными людьми), сказав «срежь» вместо «свяжи», то ли Ву Ли нарочно решила отомстить капризной Дунь, которая целый днями только то и делала, что измывалась над ней, но после того как Дунь осталась без волос, в гареме случилась самая настоящая драка. И хотя Ву Ли была четырьмя годами младше Дунь, в обиду она себя не дала: на щеках обеих красавиц в конце драки насельницы гарема не без удовольствия насчитали равное количество царапин и синяков.