Бегемот
Шрифт:
Об этой драке вскоре узнал весь дворец, так что главный смотритель гарема Су был вынужден сообщить о случившемся самому императору Ы.
Весь гарем с любопытством ожидал высочайшего решения императора Ы: все были почему-то уверены в том, что теперь Ву Ли непременно казнят и казнят самым жестоким образом – отрубят ей голову. Но император Ы только рассмеялся, узнав о случившемся, он долго выспрашивал у Су подробности драки, расспрашивал об «этой новенькой», и велел Су пригласить этим же вечером в Северный павильон «эту пикантную дикую пейзанку».
Всего за четыре года, с тех пор как в гареме появилась Ву
Вновь прибывшим в гарем девушкам (предварительно предупредив, что если об этом узнает Ву Ли, то сплетницам не поздоровится), шёпотом рассказывали, что в первый раз к императору Ы в Северный павильон будущая всесильная императорская фаворитка Ву Ли явилась с расцарапанными щеками и синяком под левым глазом. И совсем уже тихо, так тихо, что можно было только по движению губ разобрать слова, уточняли, что царапины и синяк на лице Ву Ли были делом рук Дунь. Дунь же теперь была всего лишь одной из многих наложниц, и ей самой теперь приходилось прислуживать Ву Ли, если той этого хотелось. И если император Ы правил всей Поддиной, то, как поговаривали при дворе, над императорским гаремом безраздельно властвовала Ву Ли. Многие высокопоставленные вельможи даже заискивали перед ней, зная, что она была одним из тех немногих людей в империи, к мнению которых император Ы прислушивался.
Однажды, когда в императорском вертограде стояла блаженная послеобеденная тишина и на землю при каждом дуновении ветерка падали белые нежные лепестки, император Ы отдыхал в Северном павильоне от государственных дел, любовался цветущими сливами, сочинял стихи, а императорская фаворитка Ву Ли записывала их.
Перед Северным павильоном молодой вертоградарь поливал из лейки белые императорские хризантемы, да так искусно и ловко, что даже сам император залюбовался им и тут же стал диктовать Ву Ли своё новое стихотворение о молодом вертоградаре, его старой лейке и белой хризантеме. Вдруг император Ы услышал хруст шёлка и оглянулся: Ву Ли медленно, словно её внезапно одолел сон, упала в ворох бумажных свитков; из её носа на свежие, ещё влажные стихи императора, выбежали две струйки крови…
Император Ы взял кисточку, обмакнул её в кровь Ву Ли и написал на белоснежной рисовой бумаге четверостишие, известное ныне всем школьникам Поддинской империи:
Опустела лейка в руках молодого садовника —
Всю воду до последней капли, выпили белые хризантемы.
В тушнице закончилась чёрная тушь.
Возьму кисточку, буду писать красной тушью…
Только после того, как император Ы дописал своё стихотворение, он вызвал в Северный павильон главного императорского врача Ги.
В далёкой горной деревушке,
Только один Ю всё никак не мог забыть свою сводную сестру, не мог забыть как они вдвоём, стоя под снегом, клялись друг другу в вечной любви, как смотрели на стаю диких гусей, на огромную луну, висевшую в небе над вершинами гор. Как они мечтали превратиться в диких гусей, взмахнуть крыльями и улететь на луну, где, как известно, всем детям Поддиной, растёт такой большой рис, что всего одним колоском этого лунного риса можно накормить целую деревню…
Когда ты сам стоишь на краю могилы и тебе уже нечего взять у жизни, трудно понять, отчего молодые люди у нас в Поддиной так безропотно покорны своей судьбе. Вот так и Ю, глядишь, и позабыл бы о своей Ву Ли, о своей клятве и стал жить как все – женился, завел детей, разводил бы свои любимые хризантемы и продавал бы их на базаре в ближайшем городке, исправно платил бы императорский налог, – если бы судьба не заставила Ю, как говорят у нас в Поддиной, «узнать вкус раскалённых углей».
Отец Ю, после смерти своей второй жены, матери Ю (мать Ву Ли умерла вскоре после того, как её дочь увёз военный отряд), женился в третий раз. Молодая мачеха отчего-то невзлюбила Ю и, чтобы поскорее избавиться от него, решила его женить. Ночью, накануне своей свадьбы, Ю сбежал из родной деревни в столицу и нанялся там продавцом в цветочную лавку.
Однажды в лавку, где работал Ю, вошёл покупатель – длиннобородый старик с бамбуковой палкой в руках: он искал семена редчайшего сорта белых хризантем «Лошадиная голова». Когда Ю высыпал на прилавок перед покупателем семена, старик обвинил Ю в том, что он хочет обмануть его и продать ему семена хризантем совсем другого сорта, известного у нас в Поддиной под названием «Порыв южного ветра». В ответ Ю вежливо, как и подобает продавцу и юноше, уважающему старость, поклонился покупателю и сказал:
– Сударь, в нашей лавке не обманывают покупателей, перед вами лежит самая настоящая «Лошадиная голова».
Ю попросил недоверчивого покупателя обратить особенное внимание на цвет семян, на их форму, на их запах и вкус, и даже предложил покупателю самому разжевать несколько семян, чтобы убедиться в том, что это действительно «Лошадиная голова», а вовсе не «Порыв южного ветра». Ю даже позволил себе заметить, что если по цвету, форме и запаху семена «Лошадиной головы» и «Порыва южного ветра» ещё, может быть, и можно перепутать, то уж вкус «Порыва южного ветра» никак нельзя спутать с вкусом «Лошадиной головы».
Но вместо того, чтобы последовать совету Ю и разжевать семена, старик вдруг так разозлился (быть может оттого что во рту у него не было ни одного зуба, и жевать семена ему было нечем), что даже ударил Ю своей бамбуковой палкой.
– Мальчишка, да как ты смеешь? Я всю свою жизнь, вот уже целых 90 лет, выращиваю цветы, а ты смеешь говорить мне, что это «Лошадиная голова»? И ты смеешь заставлять меня жевать этот «Порыв южного ветра»? Да меня знает вся Поддиная! – кричал старик, размахивая своей бамбуковой палкой. – Моё имя известно даже варварам в Далвардарии!