Бегемот
Шрифт:
Дунь была главой этих ревнительниц «имперского стиля», но, как было уже сказано, Дунь решилась на унизительные для неё перемены и, надо сказать, ей это вполне удалось: когда она шла по гарему в своём новомодном шелковом платье цвета «удручённая любовью лягушка», усеянном по полю златоткаными портретами императора Ы, в её причёске было столько белых хризантем, что и волос-то видно не было, а носки её синих туфель так далеко выглядывали из-под платья, так зелены были её губы, так густо припудрены золотой пудрой её щёки, так высоко нарисованы её тонкие красные брови, так длинны и остры были пурпурные раковины, приклеенные к её
Но не только свою внешность сумела переменить Дунь. Она ещё набралась и всяких новомодных словечек и выражений в стиле «порыв южного ветра», научилась ходить, говорить и смеяться в стиле «порыв южного ветра», научилась и ещё многому из того, чему одна женщина может научиться у другой.
Император Ы был приятно удивлён всеми этими переменами: вместо холодной и чопорной Дунь (по обыкновению одетой по моде трёхсотлетней давности, с набелённым лицом, скорее похожим на погребальную маску, чем на лицо хорошенькой девушки) к нему явилась модная шалунья.
Дунь так забавно морщила свои губки, так ловко пританцовывала, так заразительно смеялась, так звонко пела смешные детские песенки с квакающим южным акцентом, подражая Ву Ли, так «серьёзно», лукаво блестя глазами, гадала императору по линиям его руки, что император Ы и думать забыл о том, что он пригласил к себе в Северный павильон Дунь только для того, чтобы уязвить самолюбивую Ву Ли, и со всей строгостью, на какую был способен, взялся экзаменовать Дунь, сумеет ли она исполнить сегодня вечером все «312 обязательных правил» в стиле «порыв южного ветра»…
Всем, кто хочет узнать об этих правилах подробнее, я могу посоветовать не лениться и разыскать в императорской библиотеке книгу «История императорского гарема с обширными комментариями анонима», где и приводятся все те 312 обязательных правил, которым должна следовать наложница, приглашённая императором в Северный павильон.
В ту ночь императору Ы не спалось: после экзаменовки, а потом и переэкзаменовки Дунь, он развлекал себя игрой в шахматы – Дунь проиграла императору три партии кряду, а вот в четвёртой на десятом ходу сумела выиграть коня. Императора Ы ждал бы неминуемый разгром, если бы в вертограде в это время трижды не проухала сова.
Дунь тут же поняла, что это отец подаёт ей сигнал о том, что Ву Ли вошла в хижину Ю, и осмелилась просить императора о прогулке по ночному вертограду, жалуясь на духоту в Северном павильоне. Император Ы с охотой (он не хотел проигрывать партию) согласился на предложенный ему Дунь неожиданный ночной моцион.
Полная луна освещала Поддиную: в императорском вертограде было светло как днём. Дунь бежала впереди императора по тропинке и, чтобы нравиться ему, то прыгала на одной ножке, то кружилась, то пела, то есть делала всё то, что обычно делают пятилетние девочки-непоседы. Дунь так распроказничалась, что даже сбилась с тропинки и чуть было не упала, наткнувшись на плетёную корзину, валявшуюся под сливовым деревом. Когда Дунь подняла голову, она увидела привязанную к ветке сливы толстую верёвку…
О том, как ловко Ву Ли надула императора с этой верёвкой, весь гарем узнал от горничных девок императрицы
– Неужели эта Ву Ли, за которую казна четыре года назад заплатила всего 30 золотых го (императрица добралась и до этой купчей), стоит того, чтобы теперь ей за её жизнь дарили три ожерелья и десять шпилек стоимостью в 3000 золотых го?
Императрица Юй даже тайно послала в вертоград главного прокурора По с целой дюжиной следователей, и они дознались, что Ву Ли повеситься не могла, потому что верёвка была без петли, а отрезанная петля валялась там же под деревом.
Эту отрезанную петлю доставили императрице Юй и она, устроив некрасивую семейную сцену, сумела выжать из императора Ы признание, что сам он верёвку не перерезал. Тогда императрица Юй обо всём догадалась и рассказала о своей догадке всем во дворце. По этой версии складывалась такая картина: Ву Ли разыграла попытку своего самоубийства, надев себе на шею уже отрезанную петлю, только для того, чтобы вытряхнуть из карманов «этого мямли и простофили» ожерелья и шпильки.
Говорят, что когда император Ы узнал о версии императрицы, то совсем не рассердился, а только рассмеялся и сам с удовольствием стал всем рассказывать об уме и хитрости Ву Ли.
Вот что вспомнила Дунь, глядя на верёвку, корзину и дерево.
Несмотря на то, что Дунь хотелось поскорее попасть к хижине Ю, ещё больше ей хотелось иметь такие же, как у Ву Ли, ожерелья и шпильки. И она недолго думая взобралась на корзину, накинула себе на шею верёвку и крикнула:
– Мой император, от любви к вам я сейчас повешусь!
Из-за кустов гигантского далвардайского крыжовника вышел император Ы и с удивлением посмотрел на Дунь.
– Мой император, прощайте навсегда! – крикнула Дунь и оттолкнула ногой корзину.
Дунь надеялась, что она, как и Ву Ли, упадёт в объятия императора, но вместо этого упала в кучу прошлогодних листьев. Император Ы, увидев это, только пожал плечами, повернулся к Дунь спиной и скрылся за кустами крыжовника.
Дунь ещё долго водила императора Ы по саду, но всё никак не могла выйти к хижине Ю (сойдя с тропинки, она заблудилась и теперь не знала, куда ей идти). Но этой ночью небо снова сыграло на стороне Дунь – император Ы сам заметил за деревьями свет и привёл Дунь к хижине Ю.
Они вдвоём, как зачарованные, остановились перед крошечной вертоградной хижиной: её бумажные стены были изнутри освещены огнём свечи. Они слышали голос Ву Ли, они видели, как её тень на бумажной стене беззаботно танцевала, смеялась и пела:
Без милого дружка,
Постелька холодна,
Одеяльце заиндевело!
Юли-юли заиндевело!
Когда император Ы оторвал взгляд от танцующей на бумаге тени и повернулся к Дунь, он так пристально посмотрел ей в лицо своими вдруг потемневшими глазами, что на месте Дунь у любого придворного душа давно бы ушла в пятки, но Дунь, забывшись в своём мстительном счастье, даже не заметила этого.