Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет
Шрифт:
— А теперь я хотел бы показать вам еще один арт-объект. Я назвал его «Безликая внутренняя сущность-два (групповая инсталляция)». Арт-объект представляет собой группу концентрических трехмерных предметов, расположенных вокруг устойчивого ядра…
Корделия оттащила меня от критиков, с любопытством вытянувших шеи, чтобы получше рассмотреть инсталляцию.
— От тебя сегодня одни неприятности, Четверг, — улыбнулась Торпеддер. — Идем, хочу кое с кем тебя познакомить.
Она представила меня молодому человеку в безупречном костюме и с безупречной стрижкой.
— Это
Гибкинсон с благодарностью пожал мне руку и заявил, что обалденно рад со мной познакомиться.
— Вашу историю просто необходимо поведать широкой публике, мисс Нонетот, — восторженно продолжал юноша, — и Лола мечтает об этой роли.
— О нет, — торопливо ответила я, сообразив, к чему он клонит. — Нет-нет. Никогда.
— Выслушай Гарри, Четверг, — взмолилась Корделия. — Он из тех агентов, кто может заключить очень выгодную для тебя сделку и фантастически поднять популярность ТИПА-Сети. И будь уверена, твои пожелания и мнения будут учтены в сценарии вплоть до мельчайших деталей!
— Фильм? — недоверчиво переспросила я. — Вы что, спятили? «Шоу Эдриена Выпендрайзера» видели? ТИПА с «Голиафом» обглодают ваш сценарий до костей!
— Но мы подадим фильм как фантастический, мисс Нонетот, — объяснил Гибкинсон. — Даже название придумали: «Дело Джен, или Эйра немилосердия». Как вам?
— По-моему, вы оба чокнутые. Прошу прощения.
Я оставила Корделию и Гибкинсона шепотом плести интриги и направилась к Безотказэну, который пялился на мусорный контейнер, набитый бумажными стаканчиками.
— Они хотят сказать, что это произведение искусства? — спросил он. — Это же точь-в-точь мусорное ведро!
— Это и есть мусорное ведро, — ответила я. — Потому оно и стоит рядом с фуршетным столиком.
— Ох! — ошеломленно выдохнул мой напарник, а затем поинтересовался, как прошла пресс-конференция. — Ган борется за голоса, — резюмировал он, выслушав мой отчет. — Оно и понятно. За сто миллионов можно купить хорошее эфирное время для саморекламы, но, отдав «Карденио» обществу, он получит голоса шекспирианцев, а эту группу избирателей ни за какие коврижки не купишь.
Об этом я не подумала.
— Что-нибудь еще?
Безотказэн развернул листок бумаги.
— Да. Вот, пытаюсь понять, в каком порядке завтра вечером выдавать со сцены анекдоты.
— Сколько тебе дали времени?
— Десять минут.
— Дай посмотреть.
Он попытался обкатать свое выступление на мне, но я уклонилась под предлогом соблюдения чистоты эксперимента. Самому Просту все анекдоты казались несмешными, хотя он понимал, в чем соль.
— Начать можно с пингвина на льдине, — сказала я, изучая список, пока Безотказэн делал заметки, — затем перейти к домашней сороконожке. Потом попробуй белую лошадь в пабе и, если сработает хорошо, переходи к черепахе, на которую напали улитки, только смотри, говори с выражением. Затем переходи к собакам в приемной ветеринара и заканчивай тем, который про встречу с гориллой.
— А как же лев и бабуин?
— Хороший анекдот. Можно
Безотказэн сделал пометку.
— Сороконожка… не… сработает. Понял. А как насчет охотника и медведя? Я рассказал его Виктору, он так фыркнул — аж всего меня чаем облил.
— Оставь на закуску. Он длинный, три минуты, но не торопись, пусть напряжение растет. И опять же, если публика будет немолодая и консервативная, то я бы отказалась от медведя, бабуина и собак, а вместо них включила бы волкодава и скакунов или два «роллс-ройса».
— Бутербродик, дорогая моя?
Мама протянула мне тарелку.
— А с креветками больше нет?
— Сейчас посмотрю.
Я проводила ее в ризницу, где она и еще несколько представительниц Женской федерации готовили еду.
— Мам, а мам, — начала я, направляясь следом за ней в уголок, где абсолютно глухая миссис Хиггинс раскладывала по тарелкам салфеточки, — мне надо с тобой поговорить.
— Я занята, сердечко мое.
— Это очень важно.
Она оставила работу, отложила все в сторону и отвела меня подальше, к изъеденной временем каменной статуе, долженствующей изображать последователя святого Звлкикса.
— И что у тебя за дело такое, даже важнее канапе, о дочь моя Четверг?
— Ну, — начала я, не зная, как бы все это сформулировать, — помнишь, ты сказала, что хочешь стать бабушкой?
— Ах это, — рассмеялась она и собралась вставать. — Я давно заметила, что в булочке есть изюминка, только все ждала, когда ты сама мне расскажешь.
— Минуточку! — Я почувствовала себя обманутой. — Тебе же полагается восхититься и разрыдаться!
— Да я уже порыдала, дорогая моя. Могу я задать нескромный вопрос: а кто отец?
— Надеюсь, мой муж. И прежде чем ты задашь следующий вопрос, я отвечу: его устранила Хроностража.
Она притянула меня к себе и горячо обняла.
— Это я могу понять. Ты встречаешься с ним, как я с твоим отцом?
— Нет, — печально ответила я. — Он живет только в моей памяти.
— Бедняжка! — воскликнула моя мама, снова обнимая меня. — Но возблагодари Бога даже за эту малость — ты хотя бы помнишь его. Многие из нас и того лишены. Просто смутно чувствуют, будто в прошлом у них что-то было… Тебе надо как-нибудь вечерком сходить со мной в Общество анонимных утратотерпцев. Поверь, утраченных куда больше, чем ты можешь себе представить.
Я никогда не говорила с мамой о том, как устранили моего отца. Все ее друзья списывали нас с братьями на грешки маминой бурной юности. Моя высоконравственная родительница воспринимала это не менее болезненно, чем потерю отца. Но мне не хотелось принадлежать ни к одной организации, в названии которой фигурирует слово «анонимный», поэтому я решила немного сменить тему.
— Откуда ты узнала о моей беременности? — спросила я, когда она накрыла мою ладонь своей и ласково улыбнулась.
— Да это же на милю видно. Ты ешь, как волк, и все время смотришь на детишек. Когда на прошлой неделе приехал маленький племянник миссис Сардинос, ты его просто с колен не спускала.