Беги, хватай, целуй
Шрифт:
– Вообще-то я актриса, но временно работаю секретаршей. Секретрисой.
На этот раз ни один не улыбнулся.
– Именно об этом и следует писать, – сказал Дженсен. – Посещение проб. Временная работа. Но главное – эпизоды из твоей сексуальной жизни. Ты знаешь, кто такая Сюзанна Лонг?
– Нет.
– Она ведет колонку в «Нью-Йорк газет», – пояснил Тернер. – Особенности спаривания элиты нашего города – тридцатилетних манхэттенцев. Называется «Ночи коренных американцев». А в твоем лице мы надеемся заполучить собственную Сюзанну Лонг.
– Можешь писать о чем угодно, – продолжил Дженсен, – но
– Разумеется, – добавил Тернер, – мы вовсе не требуем от тебя дословного отчета. Никто не просит тебя устанавливать жучки для записи на каждом свидании. Просто старайся придерживаться основных фактов своей жизни.
– Хорошо.
– Я уже придумал название для колонки, – сказал Дженсен. – «Беги, хватай, целуй». Это как в детской игре, когда девочки бегают за мальчиками и целуют их, если поймают. Мы дадим подзаголовок «Правдивая исповедь одинокой девушки». Иллюстрировать твое творчество будет Тесса Толнер – та самая, что нарисовала картинку к «Надувному бойфренду». У нас такое чувство, что иллюстрации к твоим материалам могут получиться отменными.
– В следующую среду мы напечатаем «Обольщение у млекопитающих», и это будет официальный дебют твоей колонки, – сообщил Тернер. – Следующий свой сюжет пришлешь нам в понедельник до выхода газеты. Если у тебя есть электронная почта, можешь воспользоваться ей, чтобы материал пришел не позже девяти утра в понедельник. Так что у тебя в запасе одиннадцать дней. Как думаешь, времени на творчество хватит?
– Вполне, – солгала я.
Оставался еще один маленький пунктик, который не был упомянут. Не самый важный, но имеющий значение.
– Будешь получать двести долларов в неделю, – сказал Дженсен.
– А предохраняться я буду за счет газеты? – спросила я.
– Нет, – с невозмутимым видом отозвался Дженсен, вставая и пожимая мне руку.
– Стив, – начала я, – не знаю, как бла…
– Благодарить не нужно, – перебил он. – Просто начинай работать.
Разговор с Дженсеном не выходил у меня из головы всю дорогу к родителям. Что все-таки он имел в виду? Неужели мне предстояло стать завсегдатаем баров, шляться по самым дешевым кабакам города, подцепляя каждый вечер новых мужчин, – и все это для того только, чтобы накапливать потенциальный материал? А вдруг ни один из них не захочет спать со мной?
Но гораздо больше перспективы отсутствия партнеров беспокоила меня необходимость сообщить о колонке родителям. Когда бы я ни пыталась доверить им секреты своей интимной жизни, опыт всегда оказывался крайне неудачным. Их стратегия разъяснения мне и Заку запретных тем на примере птичек и жучков являла собой причудливое сочетание полнейшей откровенности и стремления всячески уклониться от обсуждения подобных вещей. Пока мне не исполнилось тринадцать, папа, бывало, примет ванну и идет по коридору в спальню совершенно голый. Я сижу за обеденным столом вместе с Заком, пью апельсиновый сок и вдруг уголком глаза замечаю легкомысленно болтающийся туда-сюда папин фаллос. Зак прячет лицо в тарелке с овсянкой, а я украдкой бросаю взгляды на измерительный шаблон, по которому стану впоследствии судить о других, любопытствуя, все ли они такие же смуглые и лишенные растительности. В конце концов, мама замечает папу, выходит из кухни и говорит: «Лео, ты когда-нибудь слыхал о полотенцах?»
Вечером, вернувшись домой с работы, папа, бывало, придет в столовую, снимет брюки и усядется за обеденный стол в семейных трусах. Иногда в дверь позвонит кто-нибудь из соседей, и тогда ему приходится бежать в спальню и прятаться там.
Моя мама была не в такой степени нудистка, как папа, и всегда невероятно конфузилась, если вдруг разговор заходил о сексе. Когда я училась в восьмом классе, она начала покупать книги о половых особенностях и подкладывать их мне на кровать: «Менструация», «Наше тело и мы» и «Между нами, девушками: о чем тебе никогда не расскажет сестра». Она часто повторяла, что ее мама никогда не говорила с ней о сексе, поэтому она сама поклялась вести себя иначе со своей дочерью. Я, помнится, прилежно изучала эти книжки и, когда мама приходила пожелать мне спокойной ночи, задавала ей вопросы, вроде: «Какое отношение слово «оральный» имеет к ралли?» Мама слегка хмурилась, но все-таки объясняла.
В то лето я поехала в летний лагерь для детей, родители которых отличаются левыми взглядами, и однажды скейтер по имени Флип Голдин – знаменитый тем, что умел ловить ртом собственный плевок, – попросил меня быть его подружкой. Первые несколько дней мы только целовались взасос по вечерам, но как-то утром он уговорил меня сократить подготовительный период. Мы пошли в мою комнату и сели на кровать.
Мы целовались уже минут десять, когда Флип положил мне ладонь на одну грудку. Я тогда еще не носила лифчика и побоялась, что кавалер разочаруется, увидев мои скромные достоинства.
– Они маленькие, – сказала я, отталкивая его руку.
– Нормально, – сказал Флип, засовывая руку мне под рубашку и дотрагиваясь до соска.
По моей коже забегали мурашки, а дыхание участилось. Тогда я поняла, что нашла занятие, доставляющее мне удовольствие. Неделю спустя мы регулярно тайком убегали в лес, и там он возбуждал меня пальцем, а я делала ему минет.
Вернувшись домой из лагеря, я сказала маме, не вдаваясь ни в какие подробности, что у меня там был бойфренд. Думаю, вряд ли она была бы счастлива узнать, что я орально лишилась девственности раньше времени.
Летом, после окончания девятого класса, я подрабатывала няней в семье с двухгодовалыми близнецами в штате Делавэр. И там меня лишил девственности восемнадцатилетний серфер, балующийся марихуаной. У него не было презервативов, так что мы не предохранялись. Я не забеременела, но так боялась подцепить СПИД, что зимой, уже полгода спустя, сдала кровь на анализ, решив все же провериться. Результат оказался отрицательным, но сама проверка так на меня подействовала, что я решилась поделиться с родителями. Я не сомневалась, что они меня поддержат и что, рассказав все, я стану им ближе.
Однажды вечером, дождавшись, пока Зак уснет, я усадила их за кухонный стол и поведала всю историю: как меня лишил девственности едва знакомый парень, как секс с ним оказался ужасным, как я боялась забеременеть и, узнав, что с этим пронесло, отправилась проверяться на СПИД и как мучительно было ждать результатов. Во время моего рассказа отец начал ерошить пальцами волосы – он всегда так делает в минуты волнения. Мама пристально наблюдала за его действиями, что также свидетельствовало о ее нервозном состоянии. Когда я закончила, папа сказал: