Беги, Люба, беги!

Ильина Лариса Анатольевна

Минуты три мы с Жанной просто молчали.

— Больная, — сказала наконец медсестра.

Я задумчиво пожевала губами:

— Возможно... Иначе какого лешего она платила за прием?

— Побежала, наверное, жаловаться.

— Похоже, — вздохнула я.

— А может, она... — Жанна перешла на шепот, — засланная? Ну, специально, чтобы жалобу получить?

— Ладно, — махнула я рукой, — чего зря гадать... Завтра узнаем.

Жанна выключила компьютер и встала из-за стола.

— Любовь Петровна,

вы только гляньте! — позвала она, выглянув в окно. — Вот это да!

Я подошла и посмотрела вниз. Наша дива, небрежно подхватив полы палантина, усаживалась на водительское сиденье роскошной красной спортивной машины...

— А ты уверена, что не путаешь? — недоверчиво почесал в затылке Тигрин, выслушав мой рассказ.

Я вернула ему бинокль, поскольку смотреть снова было не на что, и хмыкнула:

— По-твоему, такое можно забыть?

— А что, она действительно нажаловалась?

— Нет. Ни устно, ни письменно.

— И когда она у тебя была?

— В самом начале моей работы в центре.

— Интересно... — протянул Максим, качая головой, и снова уставился в бинокль.

Посидев немного молча, я попробовала притянуть хоть один известный факт к другому, но, кроме сюжета для психбольницы, ничего не получалось. Мне звонит Касаревская? Бывшая манекенщица? Где здесь логика?

У меня затекла спина, и я попробовала размяться. Но тут в бок ткнул Максим и сунул мне бинокль.

— Смотри скорее!

От крыльца задней двери, выходящей в сторону родительского дома Мамонова, отделилась женская фигурка и шустро засеменила к сетчатой ограде. Касаревская переоделась, сменив шпильки на кроссовки, а шикарный костюм на футболку и лосины. В руках она держала объемный белый пакет.

— Куда это она?

Я удивилась не столько направлению ее движения, сколько поведению — дива озабоченно оглядывалась, явно желая остаться незамеченной. В принципе, если в доме никого нет, увидеть ее никто и не мог. Из домика возле ворот задняя дверь и часть ограды, до которой добралась Касаревская, видны не были.

— Очень похоже, что дама целится на владения папы с мамой, — обрадовался чему-то Тигрин. — И чего позабыла женщина в пустом доме?

Его интонация меня насторожила. Тем временем Касаревская оказалась уже на соседнем участке родителей, просочившись в неприметную калитку в ограде.

— А в пакете-то, похоже, провизия, — не унимался Максим. — Дай-ка бинокль... Точно, горлышко коньячной бутылки просвечивает. Странная баба!

Родительский домик, куда явно стремилась Елена Владиславовна, по сравнению с хоромами сына казался бледной тенью. Два этажа, флигелек, терраска. Дива серой мышью скользнула на крыльцо и исчезла.

Максим повернулся ко мне, с деланой озабоченностью морща нос:

— Она что, любит в гордом одиночестве приложиться к бутылке?

— Может, она

кормит родительских кошек, — ехидно возразила я.

— Ну, да! Какая кошечка откажется пропустить перед сном рюмку-другую? — театрально всплеснул руками Тигрин.

Я не могла взять в толк, с чего он вдруг развеселился. Дураку ясно, что в домике кто-то прячется. Но кому, памятуя о принадлежности территории, такое пришло в голову? Он либо непроходимо глуп, либо до безумия смел. И то, и другое явное отклонение от нормы.

— Что будем делать? — прервал мои размышления Максим, поглядывая с некоторым, я бы сказала, нездоровым возбуждением.

— А что делать? Поедем домой...

— Мы проторчали тут, как белки, полдня, и ты даже не хочешь узнать, кого прячет жена Мамона? Такие сведения дорогого стоят.

— Ага, — согласилась я. — Они даже головы могут стоить, если этот Мамон и в самом деле такой, как ты рассказывал.

Ничего хорошего Максим о Мамоне не рассказывал, поэтому я не без оснований полагала, что абсолютно права. Он спорить не стал:

— Ты абсолютно права. Но... — он поднял указательный палец, — первое: Мамон сейчас за границей, второе — охрана только возле ворот...

— Откуда ты знаешь?

— Знаю! — оборвал Тигрин. — Третье — ты же хотела знать, кто звонил тебе из этого дома!

— Я только хотела узнать, нет ли здесь Олега, — призналась я. — Боялась, что Мамон его украл и требует от конторы выкуп. А раз Мамон за границей...

Максим отпрянул так, что едва не сорвался вниз.

— Мамон украл Олега? На кой ляд?

Я скромно посмотрела в сторону и пожала плечами:

— Ты ведь говорил, что Олег выиграл дело, когда постреляли его людей...

Он посмотрел на меня ласково:

— Считаешь, что серьезные дела они улаживают через суд?

Я поморгала, намекая, что именно так всегда и думала. Тигрин возразил:

— Вряд ли у твоего мужа найдется сумма, которая сможет настолько заинтересовать Мамона. А если бы он ему мешал, то он бы его просто шлепнул.

Слова Максима вогнали меня в трепет, но я не стала бухаться в обморок, понимая, что иначе встречусь с дубовыми корнями гораздо раньше расчетного времени. Не сговорившись ни по одному пункту, мы посмотрели друг на друга неодобрительно.

— Ну, что ж... — вдруг сказал Максим и, покрепче обхватив ногами сук, на котором сидел, принялся расстегивать ремень на джинсах. — Рискнем!

Я так вытаращила глаза, что едва не потеряла равновесие. Что еще за дубовые игры?

— Тебе что, жарко стало? — срывающимся голосом спросила я. — Что ты собираешься делать?

— Собираюсь узнать, кто сейчас пьет коньяк в обществе бывшей манекенщицы. А ты что подумала?

— А-а... — О чем я подумала, я промолчала. — Ты собираешься залезть в дом? А я?