Беглец между мирами
Шрифт:
Они добрались до Сакрального портала и Нарты провели обряд открытия врат на Бьяргил, их на той стороне ждали. Когда воздушные потоки подхватили его на алтаре и перенесли в соседний мир, он поспешно покинул храм Четырех Ветров, и на выходе увидел девушку-воина, которая стояла в высокой траве, скрывавшей ее по пояс. Она была вооружена луком и стрелами. Если это враги, подослали к нему убийцу, то они сильно просчитались. Всего одна единственная девушка, каким бы искусным воином она не была бы, не сможет справиться с ним, или даже с его свитой. Он даже немного развеселился от предстоящего боя, давая своим горестным чувствам отступить. — «Ну что же, посмотрим, из чего ты сделана!» — Убить ее!!! — Закричал он, и его воины бросились в атаку.
Глава 24
Темнота — это все, что сейчас видел и даже ощущал Славик. Он пытался открыть глаза, но они словно слиплись от слез и закисли. Голова его болела и кружилась, а поднять ее с пола он и вовсе не мог. Тошнота накатывала на него порывами, и не только из-за головной боли, но и из-за тошнотворного запаха, который пропитал все вокруг. Тело не слушалось и болело, губы пересохли, а
Через какое-то время Славик вновь очнулся. Он опять пытался напрячь зрение и хоть что-то увидеть, но по-прежнему у него ничего не получилось. Обстановка была почти такой же, но помутнение сознания немного ослабло. Он смог открыть глаза, слипшиеся и закисшие. Темнота, также царила вокруг, не давая увидеть ничего конкретного. Вонь, царившая вокруг, была чем-то ему знакома, но источник этого зловонного запаха, был ему не известен. Комната, в которой он находился, шаталась верх и вниз, что еще больше вызывало тошноту в желудке. Темнота, которая еще вчера казалась истинной, всеобъемлющей, сегодня уже не так давила на сознание, которое и без того находилось, словно в коконе. Он мог различить теперь разные звуки, но они были приглушенными и тихими, словно в углу копошились мыши. Спустя время он понял, что мыши или крысы здесь действительно есть. Они осторожно пищали где-то по углам, но в целом понять где они и сколько их, было не возможно. Были еще какие-то звуки, но он не мог никак понять, что их издает. Звуки были похожи на тихие постанывания. Славик подумал, что, вероятно, он здесь не один. Попытавшись сказать хоть слово, окликнуть того, кто был сейчас рядом, он понял, что у него ничего не получится и оставил эти попытки. Его самочувствие оставалось таким же ужасным, что и вчера. Чувство голода усилилось, а из-за жажды губы были как потрескавшаяся губка. Он был бессилен еще хоть что-то предпринять и вновь боль, и усталость в его изнеможенном теле смогла его одолеть. Вячеслав, прекратив сопротивляться, скользнул в сон, в котором он и в этот раз не увидел снов.
Сколько он проспал, Славик не знал. Его разбудил шум, и он никак не мог понять, что происходит. Он открыл глаза, и увидел тусклый, приглушенный свет, точнее небольшую полоску света. Перед его глазами стояла пелена, и он не мог точно определить источник этого света. Затем он приподнялся на локтях, немного пришедшее в себя тело позволило ему это сделать, но тут же, его руки на запястьях потянуло и обожгло болью. Цепи, которыми он был прикован, зазвенели и пленник протяжно застонал от боли. Полоска света в потолке расширилась, и он увидел, как по деревянной лестнице в комнату спускается человек. Это был крупный мужчина, наголо выбритый в светлой рубахе и темных штанах. Он ловко спрыгнул с последних ступеней и зажег небольшую масляную лампу. Мрак помещения разрезал тусклый, желтый свет, выхватывая в освещенном пространстве редкие силуэты. В другой руке мужчина держал бурдюк с жидкостью. Он направился в противоположную часть комнаты, и когда он подсветил дальнюю стенку, Славик увидел, что на полу, прикованными цепями к стене, сидело несколько десятков человек. Все эти люди сидели или лежали, и вид у них был ужасающий. Они были истерзаны, покрытыми слоем грязи, в оборванных в лохмотья одеждах. Их руки и ноги были скованные кандалами, такими же, которые были и на его конечностях. Живот скрутило от боли и мерзкого запаха немытых тел. На Славу накатила тошнота, но в животе уже несколько дней не было пищи, поэтому вырвать ему было нечем. Он подавил рвотные позывы и продолжил наблюдать за мужчиной. Тот подходил к каждому из пленников и, приводя их в чувство ударами ноги, подносил к каждому бурдюк с жидкостью. Люди жадно накидывались на питье, выпивая сразу по несколько глотков. Он бил их кулаком в грудь или голову, прекращая водопой, вырывая бурдюк из их грязных рук. Люди вскрикивали от боли, но сразу же, блаженно откидывались спинами на стены и пол, удовлетворив немного свою жажду. Через пару минут они притихали, и словно засыпали, таким же бесчувственным сном, который вот уже несколько дней держал и его самого в плену грез.
— Воодыыы! — Шептали его лопнувшие губы, едва разжимаясь на пару миллиметров. — Пииить! Дайте воды!
Мужчина искоса посмотрел в его сторону, и сказал:
— Надо же, новенький очнулся. Сильный попался скот! Едва три дня прошло, а он уже в сознании. На, попей, дорогой, тебе станет легче. — Он протянул ему бурдюк, и тот, схватив его обеими руками, жадно припал к горловине. Он сделал с десяток глотков подряд, жадно терзая горлышко сосуда, но через время понял, что с водой что-то не так. Она имела странный привкус и была гораздо тягучее обычной воды. Славик встрепенулся и попытался выплюнуть горлышко бурдюка, но крепкие руки мужчины схватили его за затылок и прижали к губам горловину. Он надавил на бурдюк, и жидкость ворвалась ему в глотку, перекрывая дыхательные пути. Он начал задыхаться. Когда воздуха в легких оставалось едва на полминуты, руки охранника разжались, и Славик начал судорожно дышать, отплевывая на пол излишки жидкости, которые чуть не наполнили его легкие. Мужчина заулыбался и толкнул раба в грудь ногой, так, что тот упал навзничь. —
Через некоторое время эффект от напитка ослаб и Слава очнулся. Приходя в себя, он попытался обратиться к силам кристалла, но Детритас не отвечал, как будто спал, так же, как спал только что он сам. В нем чувствовалась некая пульсация, но достучаться до ее истоков не выходило. Он приподнялся и оперся спиной на стену, что была позади него. Его еще немного покачивало, но внутренняя тошнота немного отступила, и он почувствовал, что качает не в его сознании, а вся комната переваливается, словно заваливаясь на свои же, стены. В углу шевелились тела, словно ворох мусора ожил и пытался уйти с этой помойки. Воздух в комнате был затхлый и очень плохо пах. Дышать было почти не возможно, но он понемногу принюхивался. Изредка звенели цепи, которыми были прикованы пленники, продолжали пищать крысы, и иногда кто-то вскрикивал, словно ему причиняли кратковременную, но резкую боль. Крысы наверно кусают рабов. У него было впечатление, что его желудок прилип к спине, а губы зашили грубыми нитями, поэтому он не мог их разомкнуть, чтобы спросить людей в конце комнаты, где они находятся.
Сверху потолка слышались редкие звуки, и шаги. По всем фактам, Славик находился в трюме корабля. Об этом говорило все: шатающаяся комната, трап и люк в потолке, через который приходил охранник, крысы и шум бьющихся волн о борт судна. Теперь в голове немного начало проясняться. Последнее, что он мог вспомнить — это смерть его товарища Римра, с которым они прибыли в Фирс. Но постепенно к нему вернулись воспоминания и о побеге, и о таверне «Сломанный клык», и… «Твари!!!» — Мысленно зарычал Славик, когда вспомнил мерзкую рожу молодого вербовщика Ратана. — «Опоил меня!» — теперь он понял где он. Он попал в рабство на корабль контрабандистов, и теперь он их собственность.
Шаги наверху зазвучали громче, предвещая чье-то приближение. Люк в потолке распахнулся, но свет, который сейчас ворвался в трюм, не был дневным. Славик выгнулся, подавляя стон от боли, которую ему причиняли кандалы, и посмотрел через отверстие в потолке. Он увидел в уголке люка множество звезд, которые мерцали в кромешной ночи. Затем они исчезли, заслоняемые темным силуэтом. На трапе показались ноги стражника, и когда он полностью проскользнул в трюм, Слава понял, что это тот самый громила, который поил их днем. Охранник зажег масляную лампу, и свет разрезавший темноту, полоснул беглеца по глазам. Он зажмурился от боли, но привыкнув к нему сквозь закрытые веки, вновь открыл глаза. Громила двигался осторожно, стараясь не скрипеть подгнившими досками под ногами. Поставив фонарь на бочку, стражник двинулся вглубь комнаты, где лежала груда грязных тел остальных рабов. Выхватив кого-то за руку, от чего зазвенели цепи, он вытащил связку ключей из-за пояса и снял оковы с молодой, но очень замызганной девушки. Охранник потащил ее на центр трюма, где стояли бочки, на одной из которых тускло светила лампа. Девушка начала немного брыкаться, но мощная пощечина выбила из ее хрупкого тела весь пыл. Страж закинул ее на бочку и схватил за край ее черного от грязи платья. Она повисла безжизненным жгутом на бочке, а охранник, выламывая ей правую руку, расстегнул одной рукой свои штаны. Он одним грубым движением вошел в нее, и она закричала от боли. Страж вывихнул руку девушке еще сильнее и, шипя едва слышным, злобным шепотом, велел ей заткнуться. Девушка подчинилась и остаток времени, просто молчала, ожидая, когда страж перестанет ее насиловать. Спустя минут десять, охранник отпрянул от пленницы, глухо взвыв от удовольствия, и схватив девушку за волосы, потащил ее обратно к остальным рабам. Он надел на нее оковы и, потушив на трапе фонарь, выбрался наверх. Темнота вновь наполнила собой трюм, и Славик перестал различать даже силуэты остальных рабов. Только тихие всхлипы и женский плач стали аккомпанементом той тихой, душной ночью.
Утром следующего дня в трюм спустился уже другой стражник. Видимо вахта насильника закончилась и он отдыхал. У этого стража тоже был бурдюк в руках, но он его чуть не выронил, когда спустился с головой в помещение. Причиной тому был запах, который пропитал даже доски и обшивку корабля. Запах из смеси немытых тел, людских испражнений и гниющей плоти. Страж проделал ритуал с бурдюком, опаивая неизвестной жидкостью своих пленников. Вячеславу сразу стало понятно, что жидкость предназначалась для содержания рабов в полусознательном состоянии. Таким образом, их не нужно было кормить или ожидать бунта со стороны невольников. Жидкость превращала людей в овощи, которые не способны не только на бунт, а даже на то, чтобы пошевелиться. Славик принял решение, что не станет пить эту гадость, чего бы ему это не стоило.
Когда очередь дошла до него, Слава попытался вырваться из лап стражника, но сил у него почти не было, и охранник без труда заставил его выпить содержимое бурдюка, больно ударив кулаком в лицо. Он, все же, не смог сдержать несколько глотков, ворвавшихся ему в горло, но остальные он набрал в рот, делая вид, что продолжает пить. Охранник удовлетворился этим и пошел поить остальных. Славик дождался его ухода, а затем выплюнул всю жидкость под себя. Затем он заложил два пальца в рот, поглубже пропихивая их себе в глотку, вызывая рвоту. Рвать было нечем, ведь он не ел уже несколько дней, но немного желчи вместе с ядовитой жидкостью вышло наружу. Он обтер рот рукой и посмотрел в сторону открытого люка, обращая свой слух в сторону крика приходившего стража. Тот кому-то отвечал на вопрос, почему не закрыл люк, на что страж ответил, что в трюме стоит такая невыносимая вонь, что его чуть не стошнило. Голос ему что-то ответил, но люк трюма так и остался открытым.