Беглец между мирами
Шрифт:
— Смотри, смотри — это твоя шлюха! Точнее ее малая часть. — Он рассмеялся от этой фразы и придвинул платок прямо в лицо Славе. Запах свежей крови ударил ему в нос и на него накатила такая удушающая волна отчаяния и ненависти, что он резко развернулся, и дернулся к Ратану вытягивая руки вперед. Ратан отскочил назад, вставая в полный рост и с размаха ударил его ногой в челюсть с низу. Зубы неожиданно громко клацнули так, что в ушах раздался оглушающий звон, и Славик на секунду потерял сознание. Взгляд немного прояснился и он сплюнул на пол кровь, а затем поковырявшись во рту грязными пальцами достал едва державшийся зуб. Он кинул его на пол. Судно качнуло, и зуб покатился по прогнившим доскам в глубь трюма. Остальные рабы если и слышали разговор Ратана со новым рабом, то предпочли претвориться спящими. Судно ударило волной, а где-то в ночи прогремел гром, а за ним еще один. Явно начинался шторм. Корабль контрабандистов продолжало раскачивать и уже немилосердно швыряло в стороны. Гребцы начали
— Как только шторм закончиться я вернусь, и мы с тобой продолжим нашу беседу. Держи! Это чтобы ты не заскучал без меня. — Он кинул платок с отрезанными частями тела девушки и хищно улыбнувшись, вышел.
Шторм все набирал обороты и теперь судно кидало на разъяренных волнах, как игрушечный кораблик, пущенный по горной реке. По палубе загрохотал ливень. В трюме, где содержали гребцов, почти ничего не было, поэтому рабам не грозило получить удар чем-нибудь тяжелым во время этой бешеной пляски. Через некоторое время в трюм забежал матрос, и двое вооруженных охранников. Они приказали всем выстроиться в ряд, пока матрос отстегивал цепи и кандалы рабов. Всех выгнали на привычное место, грести, чтобы попытаться увести судно от бушующей стихии. Контрабандисты сняли судно с якоря, чтобы во время качки его не опрокинуло или не вырвало якорные тросы. Когда Славик с остальными рабами в сопровождении охраны пересекали главную палубу, молния несколько раз ударила совсем рядом с бортом. Все пригнулись, а сопровождающая их охраны начала бить рабов, подгоняя их к своему рабочему месту. Дождь лил, словно небо изрешетили огромными иглами, и капли его тяжело падали на рыщущее судно, заливая палубы. Вода уходила в шпигаты (отверстия в палубе, куда уходит вода), но волны накатывали на корабль с такой силой, что палубу залило уже по щиколотку. Шпигаты не справлялись со своей задачей. По судну носились все члены экипажа и даже одноглазый капитан стоял за штурвалом, четко и громко раздавая команды, правя судно в безопасные зоны.
Старый корабль, как поношенный ботинок извивался на волнах, взбираясь на гребни волн и падая в подошвы между ними. Рабы заняли свои места, и под мерный, гулкий бой барабанов, звук которых был едва различим на фоне грозы, заработали веслами. Рабы на судне были до ужаса перепуганы, хотя команда сохраняла видимость спокойствия. Экипаж занимался спасением судна, делая для этого все необходимое. Мужчина из гребцов, который выглядел очень измождено и устало, опорожнил свой желудок прямо под себя, там где они сидели. Слава поморщился и выругался про себя. Они схватили весло и начали грести.
Удержаться на скамье, мокрой и скользкой от воды, которая лилась с верхней палубы, было невообразимо трудно. Они то и дело соскальзывали с нее, швыряемые в разные стороны качкой.
Началась долгая и изнурительная борьба со стихией. Их били, и бранили самими последними словами, не давая даже секунды на промедление. Их тела, их руки, их весла — все двигалось в такт, словно одно и тоже движение стало смыслом жизни сразу всей группы рабов.
Буря свирепствовала не менее двух часов, но им все же удалось выстоять, хотя они и потеряли часть груза, который был смыт с палубы в море. Ветер стал дуть тише, дождь, сменился на легкую морось, а затем и вовсе прекратился. Тяжелые, сердитые тучи, что грудой темного металла висели над головой, истощали себя, проливаясь ливнями. Они почти успокоились и разгладились, словно их проутюжили горячей божьей дланью. Шторм угас, выплеснув всю свою ярость наружу, а гребцов заперли в трюме. Всем, включая команду, требовался отдых. Усилиями несчастных рабов, судно удалось спасти, и перед сном, их наконец нормально накормили за последние пять голодных дней. Даже сражаясь за собственную жизнь в многонедельном походе до этих земель, Слава не испытывал такого голода, который терзал его душу и тело. Но теперь он был сыт, и мог немного отдохнуть. Он должен выжить, а для этого ему нужны силы.
Утро следующего дня выдалось солнечным и спокойным, словно вчера рассерженное море не подверглось безжалостной атаке неконтролируемого шторма. Так часто бывает после продолжительной бури, и этот контраст замечается сразу. Его и остальных рабов выгнали на их рабочие места и они взялись за весла. Погода стояла безветренная, так что идти на парусах не было никакой возможности. Тело Славы нещадно болело, словно он был одной сплошной раной, которая не желала заживать. Переутомление, недоедание и постоянные истязания не оставили ему никаких шансов озаботиться размышлениями о дальнейшем его здесь пребывании и выживании. Разум отказывался нормально соображать, подавляя любые попытки переосмыслить его нынешнее положение. Все, на что хватало сил — это грести и надеется, что рано или поздно эти варварские испытания когда-нибудь закончатся. Он знал лишь одно — он обязан выжить, даже когда надежды на это совсем не осталось.
В середине бесконечно долгого дня,
Славик сидел близко к борту судна у самой банки, в которой двигалось весло. Он выглядывал через ее крохотное отверстие, пытаясь рассмотреть приближение спасительного судна. Ему в голову сразу пришла идея о том, что если их догонят и бандиты будут уничтожены военными, шансы на его выживание увеличатся, но он не знал, что же можно предпринять, чтобы ускорить свое освобождение. Он мог бы не грести, но жестокий надзиратель, которые нещадно хлестал их по спинам, и куда попадет, не давал спуску ни одному из рабов. Что же может сделать он один? Перестать грести и терпеть удары ката? Возможно. Но другие рабы, явно не сделают тоже самое. Они настолько забитые и запуганные, что даже не понимают, какая возможность выпала им всем.
Тем временем на палубе царил откровенный хаос и паника. Экипаж во все глотки кричал, что их скоро догонят, и поэтому было принято решение скидывать за борт груз, чтобы уменьшить массу корабля. После этой команды, Славик ожидал, что награбленные товары найдут свое пристанище на дне глубокого моря, но то, что произошло дальше, вырвало часть его сердца из груди, превратив частичку души в камень. Он выглядывал в отверстие банки, выискивая гонящийся за ними военный корабль, но увидел нечто иное. Грязные тела рабов, проплывали мимо корабля с перерезанными глотками. Кто глядел безжизненными глазами в яркое, приветливое небо, а кто в последний раз устремил свой взор в пучину моря, но никто из них больше об этом не расскажет. Мертвецы плохие рассказчики. Сердце Славы сдавило тысячью шипованных жгутов, капля за каплей окрашивая растерзанную душу беспощадной болью. Он не мог поверить, что эти нелюди способные на такие зверства. Рабов убивали, как домашний скот на скотобойне. Их выводили из трюма, ставили на колени, а несколько головорезов подходили к ним сзади и резким, умелым движением, оставляя красную полоску расползающейся плоти на шее, перерезали им глотки. Кровь каскадами текла по палубе, просачиваясь в щели и трещины, заливая нижние ярусы. Вот и до их гребного трюма добежали стремительные ручейки алой жизненной жидкости. Кровь вязкими, липкими каплями свисала с потолка, капая на грязные, чумазые тела гребцов. На лоб Славику упало уже несколько таких капель, которые побежали по его уставшему лицу, заливая глаза и попадая в рот. Он пытался не думать об этом, сосредоточившись на монотонном, но быстром движении своих рук, которые сочились кровавыми мозолями, оставляя рубиновые мазки на черенке весла.
Надзиратель все быстрее и свирепей бил рабов, подгоняя их, но никто больше не в силах был, так усердно грести, как это было в самом начале погони. Люди просто падали на весла, и кричали от боли, когда им перепадала очередная порция убийственных ударов. Славик подозревал, что среди тех, кто обмяк и повис на веслах, были уже и покойники. Уйти от погони не получалось, и вскоре Слава увидел в отверстие банки, как военное судно нувоков их настигает. Гонка была проиграна. Но впереди еще предстоял бой, и судя по настроению бандитов, живимы они сдаваться не собирались. Спустя минут пять, к ним ворвался Ратан и крикнул надзирателю, чтобы тот перестал бить «этих никчемных скотов» и пошел вместе с ним. Страж убежал с вербовщиком, а рабы, те кто еще мог дышать, рухнули без сил на весла, перестав ими размахивать.
Ратан вместе с надзирателем вернулись спустя еще несколько минут и кинули на залитый кровью и потом пол, какой-то баул из связанной в узел простыни плотной ткани. Страж начал открывать кандалы, освобождая рабов, а Ратан тем временем громко и четко кричал им:
— Если вы все, грязные мрази хотите жить, хотите встретить завтрашний рассвет, то советую вам взять оружие в руки, и сражаться за свою жизнь так неистово, чтобы сам Чернобог позавидовал вашей ярости. Там наверху, где мы скользим по морской глади, за нами гоняться настоящие демоны. Вы все знаете кто они — это Гарбоги (Падальщики, Каннибалы). Поэтому я бы посоветовал бы вам, хотя бы умереть достойно, сражаясь за свою жизнь, за свою свободу, за свою честь, если она у вас кончено есть. — По трюму пробежала волна шепота. Люди твердили о каннибалах, кто-то называл их падальщиками, а кто-то и вовсе начал молится.