Беглец
Шрифт:
– Я всегда покладистый, – возразил Семеныч. – Это от тебя такие пожары.
– Семеныч! – шутливо оттолкнула Она его и тут же прильнула к нему обратно в легком пальто, под которым Семеныч ощущал соблазнительное женское тело.
– Хорошо. Я не думаю, что мы ссоримся по своей воле. Это необъяснимо происходит, помимо воли. Если все вспомнить, то почти ни одна ссора не имела под собой никакого основания, кроме, пожалуй, твоей горячности.
– Твоей!
– Нашей, – уточнил Семеныч. – Мы живем в физическом мире, где есть рамки, которые даже при большом желании перескочить не получится.
– Ага, – Она склонила голову набок.
Точь-в-точь, как Катенок, когда либо не была согласна, но не хотела этого показывать, либо давала заведомо невыполнимые обещания. Этот жест у Катенка означал одно: «Да, да, да. Все, что хочешь, только давай скорее мириться». Семеныч про себя улыбнулся:
– Давай придумаем какой-нибудь пароль. Заклинания. Когда ссора начнет разгораться, один из нас сразу его произносит.
– Это меня устраивает, – согласилась Она. – Я придумаю. Вернее, ты уже их говорил мне. И эти фразы меня приводят в нормальное состояние. Моментально!
– Какие? – притворно удивился Семеныч. – Моментально?
– Ты их знаешь! – рука Ее нечаянно соскользнула вниз, на бедро Семеныча. – Ты не хочешь пересесть на заднее сиденье?
– Очень хочу, – Семеныч расстегнул Ее пальто. – Я не собираюсь больше с тобой ссориться. Никогда.
К немалому разочарованию Второго, их ссоры после этого разговора, действительно, стали реже и короче.
Мика отряхнулся, словно после небольшого падения. И вновь стал набирать мощь. От превосходящей силы которой, всем эгрегорам делалось не по себе.
Безумная любовь Семеныча соприкасалась с Ее безусловной любовью. И находиться порознь они долго не могли, а если и находились, то чувствовали друг друга не хуже эгрегоров – вне расстояния. Эту неподвластную никому тягу разорвать было невозможно.
Второй начинал злиться. Он решительно не понимал, что делает не так. Человеческая любовь оказалась выше его понимания.
– Отстань от них, – в который раз безнадежно предложил Первый.
– Это не я! – в запальчивости утверждал Второй. – Не я! Не отстану! Они как бельмо у меня на глазу!
– У тебя нет никакого глаза, – вздыхал Первый.
– Они мешают моему видению будущего. Будущего без всяких великих эгрегоров. Есть Хозяин, и достаточно с нас «богов», – твердо отвечал Второй.
Он чувствовал, что не может остановиться, пока не будет разорвана эта пара. Второй был готов к крайним мерам, как и им подготовленный к тому времени Ребенок…
Разум Ребенка был чист и не обременен лишним мусором. Для Второго такая светлая голова явилась благодатной почвой: он внушал мысли, показывал видения, вкладывал галлюцинации и приправлял твердой программой на разъединение Семеныча с Ней или, в крайнем случае, на уничтожение одного из них.
Ребенок стойко выдержал три недели кромешного ада в виде чудовищной головной боли, шума в ушах и мыслей, которые вертелись около
Ребенок беспрестанно слышал и видел их и днем, и ночью – и в результате он сдался. После той нечаянной аварии, когда он, подняв голову, увидел их вживую. А увидев их через стекло своего автомобиля, он понял, что ненавидит их, что это они – причина его помутневшего болезненного сознания.
Он стал их искать.
Ребенок нашел улицы, по которым они ходили, нашел дома, в которых они жили. Это было несложно, потому что в ночных кошмарах и дневных внезапных галлюцинациях, он прекрасно видел на заднем плане названия улиц, номера домов и другие значимые детали. Тогда Ребенок сообразил, что не его мозг случайно воспроизводил воображаемые картинки, а ему специально их кто-то показывал. Сразу же после этого прекратились головные боли и стих шум в ушах.
Ребенок подсознательно понял, что дождался той «работы», для которой, очевидно и нужно было кому-то его существование.
Он изменился. Воспрянул. Его цель, обозначенная кем-то, стала четко видна. Ребенок следил за Нею и Семенычем и днем, и ночью. Подслушивал их разговоры, составлял хронологию их встреч, знал, где они встречаются, чем живут, что их интересует. Ребенок ходил по их следам.
И вскоре у него была вся информация о них, которую можно было добыть. Ребенок был полностью готов. Но не спешил. Теперь он ждал сигнала, знака, приказа: цель была на мушке, оставалось нажать курок.
Ребенок снял квартиру в доме Семеныча и стал потихоньку искать с ним контакты…
Семеныч безуспешно пытался завести машину. Открыл капот, выкрутил свечи, достал из багажника запасные. Делал он все медленно и отстраненно, потому что его мысли были далеки от настоящего.
«Первое – Катенок. Можно допустить, что у меня раздвоение личности, и я слышал свой внутренний голос, а все остальное дорисовалось и додумалось по ходу сценария. Второе – Она. Ну, Она и Она. Третье – тот волк. Я заснул стоя или от регулярного недосыпания воображение мое стало почти реальным. Четвертое – сны. Тут и думать не надо. Сны и сны. И Катенок снится. Пятое. А что пятое? – Семеныч ввернул свечи и сел в автомобиль. Машина, фыркнув, опять упрямо заглохла. Семеныч вновь склонился над капотом. – Авария, которую никто не заметил. Тот парень. Подумаешь, парень и па…»
– Привет. Проблемы? – рядом с Семенычем стоял Ребенок. Темная короткая стрижка, кожаная куртка, светлый вязаный свитер с высоким горлышком, джинсы. Семеныч судорожно сглотнул, но Ребенок склонился над автомобилем, деловито задрал рукава и полез рукой внутрь.
Семеныч в оцепенении стоял рядом.
Через некоторое время Ребенок сказал:
– Попробуй?
Автомобиль завелся. Семеныч поглядывал на него через стекло автомобиля: но Ребенок удовлетворенно закрыл капот, тщательно вытер руки тряпкой, что-то произнес, скользнув мимолетным взглядом по Семенычу – в общем, вел себя абсолютно спокойно и обычно. И Семенычу начало казаться, что Ребенок, действительно, видит его в первый раз.