Беглецы
Шрифт:
— А что ты хотел? — грубо спустил его из тонких материй в жизненные реалии Барст. — На кой демон охранять эту границу, если через нее каждый год переезжают кочевники? Только воинов зря тратить!
— Интересный ход мыслей, но у других королевств я подобного не замечал.
— Так то другие! А это Лената! — сказано было с таким пренебрежением, что Ларон понял: помимо эльфов, Барст плохо относится и к людям.
— У орков такого нет? — не удержался он от вопроса.
Барст глянул на него враждебно.
— Нет, — отрезал он. — Мы — народ воинов, с рождения приучены защищать свой дом и семью. И больше ты от меня ничего не услышишь,
Ларон, интерес которого был в исключительно мирных целях, промолчал, не нагнетая конфликт. Да и степи не были тем местом, где можно было спокойно поговорить. Ларон огляделся, своим эльфийским взором осматривая бескрайние дали. Если у лесов Ленаты еще попадались поля пожухлой травы и редкие деревца с кустиками, то дальше, на много миль простиралась она — степь. Сухая земля, которая, казалось, годами не видела дождей, была покрыта лишь редкими пучками травы и шариками колючки, которые перекатывались по ней. Пустота и одиночество — вот какие чувства вызывала в прекрасной эльфийской душе мертвая степь.
— Что стоишь, ушастый? Пошли отсюдова, пока на нас не прибили, — скомандовал Барст и направился прочь от границы Ленаты.
— Ты хочешь зайти дальше в степи? — обеспокоенно поинтересовался Ларон, легко догоняя тяжеловесного орка.
— Да. Надо уйти подальше от леса. Ликаны полакомятся стражами на границе, а мы вернемся в Ленату чуть южнее.
— Но ты сейчас идешь на восток, а не на юг!
— Пока иду. Завтра свернем на юг и пройдем вдоль границы.
Услышав этот вполне разумный план, Ларон успокоился. Все же Ворону он доверял больше, чем молодому орку — оборотня отличала рассудительность и опытность, которой у Барста, кажется, не было и в помине.
Степь производила на Ларона удручающее впечатление. Она не нравилась ему чисто эстетически, коробило его душу эльфа, выросшего среди прекрасных чащ Рассветного Леса, и вызывала беспокойство своими постоянными жителями. Он даже изменил своей обычно спокойной манере и пару раз нервно оглянулся. Барст, к слову, тоже не радовался их местонахождению. У орка беспокойство выражалось в более частом сжимании рукоятки топора и бормотанию под нос орочьих ругательств. Хоть Ларон и не знал язык этой расы, отличать приличные слова от неприличных он научился. Барста тоже не радовало их путешествие.
Солнца палило, словно сейчас была не середина осени, а разгар жаркого лета. К концу дня и Барст, и даже Ларон обливались потом и умирали от жажды. В степях царила невероятная сухость, словно всю воду выкачало солнце. А ветер гулял уже ледяной, осенний. Ужасная погода ужасного края. Ночью же внезапно на степи обрушился холод, пробирающий до костей. Костер разжечь они не могли, опасаясь привлечь внимание кочевников — на бескрайних просторах даже самый маленький огонек был виден за несколько миль. Приходилось кутаться в плащи и молить Забытых Богов, Свет и Тьму (кто во что верил), чтобы пережить эту ночь. На следующее утро Барст повернул к югу, хотя в степях, одинаковых во всех направлениях, ориентироваться было сложно.
Шли молча, язык, казалось, присох к небу. Воды осталось совсем мало — они не запасались, ведь в лесу постоянно попадались ручейки и даже целые озерца. Теперь расплачивались за непредусмотрительность. Барст пил за троих, и Ларон отдал ему свою последнюю фляжку с водой.
— Если не найдем ничего, через пару дней нас свалит с ног жажда, — заметил эльф под вечер.
— Сплюнь,
— Откуда ты знаешь?
— Умею думать. Удивил?
— Нет…
— Удивил, — хмыкнул Барст.
— Тише!
Барст замер, внимательно глядя на Ларона, а тот изо всех сил прислушивался к тишине степей.
— Люди и лошади. Приближаются, — наконец определил Ларон, и тут же чуть не полетел на землю, когда Барст схватил его за руку и поволок в сторону. Не пробежали они и десятка метров, как орк затолкал эльфа в небольшую ямку. Это было естественное углубление, возникшее между двух покатых холмов. Укрытие вышло так себе, учитывая, что здесь можно было только лежать, а от чужого взора лучше всего их прятал тощий куст, который, казалось, вот-вот умрет.
— Дрянь, — постановил Барст, оглядываясь. — Помоги нам Тьма! Все задницы наружу!
Ларон едва успел спрятать улыбку: уж очень эмоционально ругался Барст. Орк неплохо знал человеческий язык, на котором они общались, но иногда забавно коверкал некоторые слова. Впрочем, совсем скоро Ларону стало не до словесных изысканий — через десять минут они увидели приближающийся отряд кочевников.
— Мирные, — прошептал Барст. Ларон кивнул — он и сам уже это увидел. Кочевников было несколько десятков. В грязных пыльных тряпках, с закутанными лицами они погоняли своих лошадей — вот, кто выглядел достойно. Кричали дети и женщины, шумели мужчины. Отряд остановился совсем недалеко от "убежища" Барста и Ларона, и за несколько минут кочевники буквально на пустыре возвели лагерь. Разложили походные шатры, разожгли костры. Все происходило практически на головах орка и эльфа, тем приходилось молиться, чтобы случайный взгляд не скользнул по их укрытию.
Целый вечер Барс с Лароном провели в напряженном ожидании. А люди жили своей жизнью, не зная, что совсем рядом притаились чужаки. Без подсказки Барста Ларон знал, что даже вот такие мирные кочевники убьют их не задумываясь, если обнаружат.
— Ночью уйдем? — прошептал эльф на ухо орку. Тот помотал головой.
— Опасно, — прогудел Барст и оглянулся — но, к счастью, увлеченные собственными проблемами кочевники не услышали его.
Ларон не стал спорить, довершись опытному воину, и перевел взгляд на пустынную степь. Внезапно его эльфийский взор уловил в темноте какое-то движение. Или нет, показалось? Его острые уши дернулись, прислушиваясь, но через шум и гам лагеря кочевников сложно было бы услышать даже многотысячную армию демонов.
Когда наконец Ларон, полный сомнений, решил обратиться к Барсту, то увидел, как прямо в него летит грубая человеческая стрела.
Глава 4. Дальние родичи
Рывок — и стрела пролетела перед самым носом Ларона, срезав прядь с его виска.
— Барст!
— Сколько удивления, — хохотнул орк, поднимаясь и хватаясь за топор. — Вернул тебе должок, ушастый. Жизнь за жизнь.
Ларон вспомнил эшафот в Вередоне и лишь мысленно покачал головой: он вовсе не считал, что жизнь — это предмет торга и долга. Но рассуждать о морали и взглядах было некогда: на лагерь мирных кочевников налетел отряд немирных. Теперь все смешалось: кони и люди, пламя и сталь. В кромешной темноте ночи особенно жутко звучала эта бойня. Звезды спрятались за облака, и во тьме лишь полыхало пламя костров, которое уже успело перекинуться на ткань шатров.