Беглецы
Шрифт:
— Барст? Барст, ты как? — тихо позвал его Ларонэль, оглядываясь на кочевников. Казалось, те полностью поглощены своими делами, но эльф не терял бдительности.
— Живой, — столь же тихо ответил Барст, переворачиваясь. Выглядел он еще хуже, чем днем: синяки проступили на серо-зеленой коже, отливая багряным и синим, ссадины перестали кровить, но засохшая корка смотрелась страшно. И без того маленькие глаза, скрытые под тяжелыми веками, сейчас были вовсе не видны — так опухло лицо Барста.
— Надо бежать, — бодро продолжил он, ломая все представление Ларона о тяжести состояния товарища.
— У меня руки и ноги связаны, а оружие у
— Э, ушастый, — крякнул Барст и напрягся. Несколько секунд — и веревки, которыми его связали степняки, лопнули. — Вот так надо.
Орку не составило труда также освободить Ларона и еще троих пленников. Люди обрадовались, и хоть минуту назад Барст вызывал у них только страх и презрение, сейчас они готовы были возносить молитвы за его здоровье.
— Че расселись? Идем! — шепотом приказал орк, довольно проворно поднимаясь на ноги.
— Сейчас? А кочевники? — удивился Ларон. Пленников разместили в тени шатров, степняки были уверены, что те не сбегут, крепко связанные вымоченной бечевкой. Они не учли силу чистокровного орка.
— Обойдемся без них, — усмехнулся Барст, а потом махнул и скрылся во тьме. Остальные последовали за ним.
Ни орк, ни эльф, ни люди не обладали ночным зрением — сейчас бы им очень пригодился оборотень. Ворон… Где он и Агнет? Не случилось ли с ними беды? Впрочем, переживания о потерянных знакомых скоро оттеснило беспокойство о собственной судьбе.
— Кочевники скоро обнаружат наш побег, — задыхаясь, Ларон догнал Барста.
— Да, увидят. И в погоню, — обрубил орк. — Они умеют читать следы.
— И что мы будем делать?
— Не знаю.
В этом ответе прозвучало отчаяние, которое Барст плохо сумел скрыть. Ларон понял, что у товарища идей нет, и принялся лихорадочно размышлять. Как сбежать пешим от конных? Никак! Только если…
Ларон вдруг вспомнил рассказ любимой супруги о том, как она с подругой однажды сбежала от всадников. Сам эльф в военном деле не смыслил и выживать не умел, но глуп не был.
— Идите, я догоню вас на рассвете, — сказал он Барсту. Тот очень удивился.
— Ты куда, ушастый?
— Спасать нас, — коротко отозвался Ларон. — Иди. И запомни наконец, что у меня есть имя.
— Что? Не услышал тебя.
Ларон покачал головой и исчез во тьме. Он видел в темноте так же плохо, как люди, но острый слух позволял ему частично компенсировать это недостаток. Он быстро вернулся к стоянке кочевников, те еще не обнаружили побег. Тенью проскользнув к шатрам, Ларон прислушался: ухо его пыталось уловить ржание лошадей. Наконец сквозь людской шум он расслышал их. Ларон не был следопытом или воином, но умел двигаться бесшумно для человеческого уха. Тенью он скользнул к лошадям — тех расположили вместе, привязав к вбитым в землю кольям. Впрочем, верные кони и не собирались бежать. Они привыкли к своим хозяевам и к своей нелегкой жизни, поэтому когда Ларон резанул ближайшему по сухожилиям, тот даже не заржал. Спасибо любимой супруге и его первому учителю, которые дали ему необходимые знания. Отряд кочевников был большой, у них насчитывалось около полусотни лошадей. Ларон мысленно попросил прощение у бедных животных, которых обрекал на смерть — ведь для кочевников они теперь бесполезны, — и продолжил свое черное дело. Когда он закончил, степняки как раз закончили гулять и улеглись спать, выставив нескольких часовых. Ларону потребовались все свои умения и навыки, чтобы проскользнуть мимо них. Оставив лагерь кочевников позади, он
***
— Вернулся, ушастый?
Ларон упал рядом на землю. Люди с сочувствием посмотрели на него.
— Да. Теперь у степняков только две ноги.
На секунду орк задумался, а потом расхохотался.
— Ловко придумал, остроухий!
Видимо, чтобы назвать Ларона по имени, Барсту надо было родиться кем-то другим. Не орком.
Эльф растянулся на пыльной земле, чувствуя, как ноют от усталости ноги и болит иссеченная плетьми спина. Судя по тому, что лицо он практически не ощущал, оно опухло. Ларон поднял руку и ощупал щеки и нос. Да, так и есть — лицо горело, но при этом он даже не чувствовал его. Повезет, если не начнется лихорадка. Сильно его ударили в первый раз — и откуда в людях столько жестокости? Ларон не знал, от чего мучился больше: от ран тела или от душевной печали о низости смертных?
— Не спать, пора дальше! — Барст больно толкнул Ларона в плечо. Эльф, не сдержавшись, тихо застонал.
— Вставай-вставай! Или хочешь обратно к степнякам? Понравилось твоей спине под плетьми, как рабу?
Ларон с трудом поднялся, понимая справедливость слов Барста. Впрочем, он встал самым первым — людей свалила усталость. Как оказалось, у одного из пленников загноились раны, и он мучился лихорадкой. Двое других хоть и могли идти, но бросать товарища не желали. Ларон принялся уговаривать их понести раненного. Можно ведь было по очереди… Но Барст его грубо оборвал:
— Никого нести не будем. Или пусть валяется здесь, или сам идет.
— Он не может…
— Тогда оставляем, — отрезал орк и продолжил путь. Ларон с отчаянием уставился в его удаляющуюся спину. С минуту он мучился сомнениями… и двинулся следом. До боли было жаль человека, но в одиночку Ларон не мог ему помочь, а люди не желали бросать товарища. Спустя полчаса парочка догнала их — они оставили товарища умирать. Барст сплюнул через плечо и больше не оборачивался. Целый день под солнцем, страдающие от голода и жажды, беглецы шли на запад. Барст, видимо, вознамерился дойти до границы Ленаты. Вот только Ларон сильно сомневался, что им хватит сил.
— Кочевники нас не догонят?
— Не думаю, — коротко и мрачно отозвался Барст. — Если ты все сделал правильно.
— Я умею обращаться с лошадьми.
— Я даже удивлен.
— Ты болтаешь не хуже Ворона, — тяжело дыша, заметил Ларон.
— Не, мне до Белого далеко, — по-доброму усмехнулся Барст. — Он умеет умно трепаться. Я глупо. Вот так.
Ларон с удивлением воззрился на него. К счастью, Барст не заметил, и очередного межрасового спора не произошло.
— Есть другие кочевники, — вдруг произнес орк. — Они могут на нас напасть.
— Но, может, повезет?
— Может. Может, нет. Все может. Не думай, голова в походе должна быть пустой.
Философия орка иногда поражала Ларона, но он не мог отрицать, что в ней имеется рациональное зерно.
К вечеру все высокие мысли вылетели из головы эльфа — его начало трясти в лихорадке. Он шел из последних сил, чувствуя, как слезятся глаза и все больше опухает лицо.
— Совсем плохо? — вдруг спросил Барст.
— Нормально, — едва ворочая языком, ответил Ларон. Он шел следом за орком, и только широкая спина в шкурах могла заставить его идти вперед. Он словно поставил перед собой цель — идти за Барстом — и шел, ни на что не отвлекаясь. Знал, что если позволит себе задуматься, то упадет.