Бёглер

Бабкин Михаил Александрович

–  Своеобразные, - уклончиво сказал беглер, тоже собираясь.
– Не буду говорить, чтобы тебя не смущать. Ну что, юноша, пошли?

–  Называй меня впредь Денисом, - потребовал парень, - не люблю я этого, неопределенного. Всякие там «юноша», "молодой человек", "эй вы, гражданин", принеси-подай, одна нога здесь другая там… Надоело по жизни во как!
– он с раздражением черканул себя по горлу ладонью.

–  Ого, да мы с характером, - усмехнулся в усы Харитон.
– Хорошо, не буду. «Напарник» тебя устраивает?

–  Нормально, - одобрил Денис.
–

Звучит почти как "подельник".

–  Это мы поглядим, - вставая и застегивая пиджак, сказал беглер.
– Такое доверие, Денис, еще заслужить надо.
– Харитон, не оглядываясь, зашагал в сторону дороги.

Пока новоиспеченные компаньоны выясняли отношения, мирились и проводили инвентаризацию, время не стояло на месте. Солнце давно уже вынырнуло из-за леса и теперь подбиралось к зениту: было около десяти утра, когда Харитон и Денис отправились в путь.

Безоблачное небо светилось ровной блеклой синевой, предвещая жаркий день; горячий воздух над прогретой дорогой искажал дальнюю перспективу. В траве неистово трещали кузнечики, в вышине с пронзительным писком носились птицы: никаких прочих звуков слышно не было, словно в здешней реальности никогда не дул ветер, не шелестела листва, и не имелось других живых существ - кроме, разумеется, двух шагающих по утрамбованной дороге путников.

Сырая земля парила: было душно как перед грозой.

Денис снял с себя рубаху и обмотал ею голову наподобие тюрбана, отчего стал похож на молодого невольника, сопровождающего строго одетого хозяина. Беглер, поглядев на горячее небо, на голого по пояс Дениса, задумчиво похмыкал в усы и, решившись, позволил себе расстегнуть пиджак. А затем - эх гулять так гулять!
– немного ослабил узел галстука, не более.

–  Харитон, ты прям как ретивый служака, - насмешливо сказал Денис.
– Типа начальник воинского патруля. Нельзя по такой жаре наглухо запакованным ходить, тепловой удар словишь и все, конец нашему походу.

–  Ничего, я привычный, - заверил парня беглер.
– Это тебе с голым пузом бродить в удовольствие, а я к подобной расхлябанности не приучен. Не мой стиль. К тому же надо быть готовым к любым неожиданностям. И опасностям.

–  Ха, причем здесь неожиданности?
– удивился Денис.
– Да и откуда им тут взяться, на проселочной-то дороге… Разве что какая птица на голову нагадит.

–  Тс-с, - Харитон вдруг прижал палец к губам.
– Слышишь?

Денис прислушался: и впрямь, сквозь неумолчный стрекот кузнечиков и птичьи крики откуда-то сзади доносился частый перестук копыт. Парень оглянулся - позади них, вдалеке, по дороге рысили две лошади с всадниками. И хотя расстояние было приличное, однако не вызывало сомнений то, что конные вскоре нагонят пеших.

–  Ерунда, - неуверенно сказал парень.
– Тоже мне великая опасность! Проедут мимо и все дела, нафига мы им сдались?

–  Возможно, - коротко ответил беглер, проверяя легкость хода пистоля в подмышечной кобуре.
– Молодой ты еще, Денис. Жизнью не битый.
– Денис не нашелся что ответить. А пока он придумывал хлесткий, полный яда ответ,

всадники поравнялись с путниками.

Ехавший впереди чем-то напоминал беглера Харитона: то ли возрастом и комплекцией, то ли длинными усами - не столь пышными, но залихватски подкрученными едва ли не до глаз. Одет всадник был, по мнению Дениса, прелюбопытно: черное кепи с длинным, похожим на птичий клюв козырьком, синяя легкая куртка с белым жабо, ярко зеленые брюки-галифе, красные перчатки и желтые сапоги. Живописный наряд дополнял висевший на передней луке седла длинный, свернутый кольцом кнут.

В одежду подобной расцветки мог вырядиться только абсолютный дальтоник, для которого все попугаи мира были раскрашены в единый унылый колер. Или же человек творческой профессии - либо не обращающий внимания на светские условности, либо давным-давно сошедший с ума от осознания своей гениальности.

Второй всадник оказался гораздо моложе и одет несколько проще: круглая шапочка-таблетка, вышитая черным бисером, коричневая шелковая рубаха с золотыми оторочками и подпоясанная серебряной тесемкой, брюки удивительно невнятной расцветки и, как ни странно, обычные дорожные сапоги. Без претензий.

У обоих на чересплечных перевязях болтались устрашающего размера шпаги, смотревшиеся на экстравагантной парочке гораздо нелепее, нежели клоунские молотки-пищалки на поясах сотрудников ОМОНа.

Проезжая мимо путников усатый господин внимательно осмотрел их - Денис шел с нарочито независимым видом, глядя строго перед собой; Харитон же на миг окинул всадников любопытствующим взором и, словно потеряв к ним интерес, принялся разглядывать дорогу под ногами. Будто потерянные деньги выискивал.

Пестро одетый наездник внезапно остановил коня - тот сердито замотал головой, нетерпеливо топчась на месте - и, повернувшись в сторону пешеходов, зычно вопросил, надменно глядя на них сверху вниз:

–  Кто такие? Почему не отдаете мне должных почестей?
– Молодой всадник тоже остановился, чуток не доехав до гневливого усача: вид у юного спутника был скучающий, брюзгливый.

–  Милый Люстер, - сказал он устало, - хватит вам, ведь уже четвертый раз за утро. Идут себе люди, и пусть идут. Откуда им знать, кто вы? Боюсь, нарветесь когда-нибудь на неприятности.

–  Они, дорогуша Пай, не отдали мне обязательный поясной поклон, - начиная закипать, возразил "милый Люстер", - мне, главному королевскому художнику! Да меня каждая собака в столице знает… Я человек высокой культурной организации, тонких душевных порывов, меня нервировать никак не можно! И дразнить тоже не рекомендуется.

–  Здесь не столица, - ровным голосом напомни Пай.
– И даже не центральная часть королевства.

–  А плевать, - возвестил главный королевский художник, - у меня душа от несправедливости горит! Сегодня кто-нибудь обязательно должен быть наказан, иначе бессонница мне гарантирована. Все, я принял решение, - Люстер, утробно рыкнув, схватил кнут - умело взмахнул им, расправляя в воздухе, - и нанес удар по ближнему к нему, безоружному, мирному путнику.