Беглые в Новороссии
Шрифт:
– Сторож.
– Нет, погоди! Ты барин сам?
– А хотя бы и барин?
– сказал Панчуковский и заикнулся.
– Ну, стой же, коли твоя судьба на то привела!
Незнакомец зашевелился. Панчуковский не успел подумать, зачем это он велел ему подождать и что значили его слова о судьбе,- даже пьяным ему показался незнакомец,- как мгновенно в пяти шагах от него что-то невыносимо ярко блеснуло, раздался оглушительный выстрел, а в упор перед ним с ружьем обрисовался Левенчук.
– Что это ты?
– крикнул Панчуковский, пошатнувшись.
– Шел подстеречь тебя, барин, и
– Кто здесь? Эй, держи, лови! вор, разбойник! туши скирду!
– закричал Панчуковский, очнувшись и поняв, что выстрел в него не попал. Пыж от выстрела попал на хлебную скирду, которая дымилась.
– Кто, кто здесь?
– отозвался не своим от страху голосом Антропка, прибежавший между тем с фонарем.
– Ну, жалко же, что у меня не двустволка!
– сказал между тем Левенчук,- я б тебя уложил.
Антропка кинулся тушить скирду. Полковник выстрелил из револьвера раз, другой и побежал вдогонку за Левенчуком; но последний скрылся в потемках.
– Стойте вы тут, а я сбегаю за лошадью; людей еще позову, и мы по следу теперь его мигом разыщем!
– Дело! Беги, а я здесь пережду!
– говорил Панчуковский, едва переводя дух.
– Нате спички, держите, насилу разыскали их с Аксентием в кабинете. Ах ты, ирод, так ты не покаялся! С ружьем пришел!
Антропка без памяти побежал снова домой. Панчуковский отыскал на земле брошенный Антропкой фонарь, нагнулся, закрыл его полой и зажег в нем свечу. Руки его дрожали. Он прислушался: по полю в другом конце от гумна кто-то бежал... Полковник стал искать следов. Шаги беглеца были отлично видны по свежей пороше; верхом, с фонарем, легко его было найти. Лишь бы не зарядил он опять ружья и снег бы снова не пошел. "А!
– шептал Панчуковский,вершком левее, и весь заряд сидел бы уже в моей груди, а я метался бы, как отбегавший свой век заяц! Где смерть-то моя ходила!.. И надо же было пойти дозором на ток и на него, беглого из острога, наткнуться!" Сердце его усиленно билось; кровь стучала в висках. Поднимался легкий ветерок, будто метель собиралась. "Боже, когда бы снег не пошел, чтобы его разыскать! добраться бы мне, наконец, до него! Какова дерзость? И что делается со мною,- непостижимо! Откуда такие напасти?" Раздался громкий конский топот. Прискакали на блеск фонаря на батрацких лошадях Антропка, приказчик, летом бывший причиною неудовольствия косарей, и еще четыре работника, наскоро, даже без шапок.
– Вот вам фонарь; скачите, догоняйте, молю вас, ловите его!..
– Слушаем-с! Вряд ли уйдет!.. Разве где лошадь припасена у него, али снег успеет запорошить следы.
– Разве и мне не поскакать ли также с вами?
– Еще чего бы не было! Лучше оставайтесь. Домой идите... Мы мигом обознаем все!
– крикнул из-за канавы приказчик, и верховые поскакали.
Панчуковский пошел к дому, он был в сильном волнении. Начинал действительно падать снег. Не успел он до ворот дойти, как повалили огромные хлопья.
"Уйдет, уйдет!
– думал Панчуковский,- пропало мое дело. Вот бы поймать его! Что до суда и следствия, а я бы его еще сам пробрал..."
Во дворе было тихо. В кухне не светились уже огни. Было освещено по-прежнему только
– Кто на очереди?
– спросил Панчуковский.
– Самойло.
– На же спички, Самуйлик, да беги скорее в кухню, зажги конюшенный фонарь и давай его мигом мне! Есть дело; может быть, сейчас также поскачем с тобою; оседлаешь тогда мне жеребца!
Седой хрыч Самойло с просонков у сторожки едва разобрал слова полковника, пошел, переваливаясь, и воротился из кухни с зажженным фонарем.
Панчуковский наскоро передал ему о случившемся. Отворили конюшню; Самуйлик побежал в каретник взять седло, как за воротами раздался снова шум и громкий крик приказчика: "Отворяйте!"
– Стой! погоди!
– сказал Панчуковский и сам пошел, прислушиваясь к говору за воротами.
– Да отворяйте же!
– кричал приказчик,- это мы, свои! лисицу поймали!
Самойло звенел ключами. За воротами кто-то тихо охал.
Верховые въехали во двор. Подвинули к лошадям фонарь. Полковник взглянул. Антропка сидел на седле, качаясь. Он весь был облит кровью...
– Что это? кто тебя ранил?
Антропка молча указал в сторону, хватаясь за бок.
– Живодер, сударь, успел опять зарядить ружье и, выждав нашу погоню, выстрелил...
Панчуковский выхватил у Самуйлика фонарь, поднес его к человеку, связанному уже по рукам и ногам и прикрученному за шею к седлу приказчика. С волосами, упавшими на лицо, и запорошенный снегом, перед ним стоял, мрачно понурившись, Харько Левенчук.
Сперва было полковник его не узнал.
– Ты меня опять поджигать пришел?
– Тогда не поджигал; вы на меня донесли, меня ославили; так я уж думал один на один посчитаться...
– А, вот что! Слезай, Антропка! Батраков остальных сюда! Держи его! А! так ты признаешься? Слышите вы все?
Самуйлик судорожно заметался. Приказчик убрал в конюшню лошадей. Левенчука привязали к коновязи. Полковник, по-видимому, не горячился, говорил тихо, но свирепел более и более. Сбежались другие перепуганные батраки. Их расставили на часах. Кто был потрусливее, того отослали обратно. Готовилась сцена, какими иногда увеселял себя полковник.
– Розог сюда, палок!
– Чего бы еще не было от этого?
– шепнул было Панчуковскому приказчик.- Лучше бы его так доставить в суд.
– Молчать! Я вас всех переберу! Розог, кнутов, палок.
Явились и кнуты и розги. В доме было все тихо. Туда никто не входил, и там ничего не знали. По-прежнему светились тихие окна Оксаны и Аксентия.
– Нет, душечка! нет, голубчик!
– шептал Панчуковский,- пока до суда, так ты опять еще уйдешь из острога в печку, а вот я тебе перемою тельце, переберу по суставам все твои косточки... Клади его, Атропка! Самуйлика сюда! Где он? Ну, живее!.. Куда он тебя ранил, Антропка?
– В бок, дробью-с...
Явился Самуйлик, скорчил грустно губы, да нечего было опять делать воля барская...