Бегство из психушки
Шрифт:
– И ты это помнишь?
– Я помню всех своих пациентов. Но я не думала, что встречусь с тобой еще раз. Ты же с родителями уехал в Америку.
– Я работаю в русском отделе издательства «Нью-Йорк» и часто читаю рукописи писательницы Абакумовой. В твоем рассказе «Обида» врач Федорова произносит фразу, которую я когда-то слышал от тебя. И я понял, что под псевдонимом Абакумова скрывается доктор Валко. Я приехал в Москву и поставил Илье Ильичу условие, что буду писать сценарий только вместе с автором этого рассказа.
– А где ты остановился в Москве?
– У меня тут есть
– Смелее, смелее. И ты хочешь пригласить меня к себе. Да?
– Да.
– И вовсе не для того, чтобы вместе писать сценарий. Ты просто хочешь затащить меня в постель. Ты же мечтаешь об этом с детства, правда?
– Ну зачем же так грубо?
– Иногда грубость нравится женщинам. Ты даже не представляешь себе, как мне интересно сравнить худенького закомплексованного мальчишку, каким ты был, с мускулистым мужчиной, в которого ты превратился. И я горжусь, что это произошло благодаря моему пролонгированному внушению.
– Чему, чему?
– Пролонгация по-латыни – продление. Пролонгированное внушение программирует поступки человека лет на десять вперед. Такое проникновение в подсознание человека позаимствовано мною из трактата средневекового рыцаря тамплиера фон Грица о воспитании воинов из мальчиков. На занятиях со своими учениками он чередовал словесные внушения, физические упражнения, умение переносить боль и голод и умение пользоваться разнообразным оружием. Так фон Гриц вкладывал в подсознание своих учеников храбрость и хитрость, мстительность к врагам и послушание командиру, злость и фанатизм. Я же этой методикой избавляла тебя от комплексов и вложила в тебя установки на силу, доброту и мужественность. Ну что, поехали к тебе?
– Я даже не верю, что ты будешь у меня в гостях. Помню, когда я лечился в твоей небольшой клинике, то после работы тебя встречал мужчина лет сорока. Я думал, что это твой муж.
– Это и был мой муж. Мы с ним расстались.
– Почему?
– Никогда не спрашивай женщин об этом. Ни одна из них не скажет тебе правды. Ты далеко отсюда живешь?
– В соседнем дворе.
Двухкомнатная квартира Леона Кафа была заставлена столами, столиками и тумбочками, на которых размещались компьютеры, окруженные стопками бумаг. Компьютеры были утыканы флешками, стены увешаны диаграммами, графиками и фотографиями. Взгляд Софьи остановился на фотографии в застекленной рамке.
– Это я?
– Это ты пятнадцать лет тому назад.
– Ты меня фотографировал?
– Да.
– Такое впечатление, что я попала в издательство, а не на квартиру.
– И в Америке, и здесь мне приходится много работать. Выпить хочешь?
– Я пойду в душ.
Из душа Софья Николаевна вышла укутанная полотенцем.
– Ты что, спишь на этих бумагах?
– В большой комнате у меня отгорожено нечто вроде спальни, – Леон взял Софью за руку и повел за ширму.
– Вообще-то в постель женщину несут на руках, – Софья стала расстегивать на Леоне рубашку.
…Когда Софья уснула, Леон, не одеваясь, подошел к столику, включил ноутбук и стал стучать по клавиатуре. Он не заметил, как сзади подошла Софья. Она обняла его за шею.
– Что пишем?
– Сценарий. Сюжет
Софья прочитала страницу на дисплее.
– Пиши, пиши. Ах вот какой ты меня видишь! Но со стороны виднее.
Леон услышал, как за его спиной что-то тяжело упало на пол. Он оглянутся. Софья лежала по полу, раскинув руки в стороны. Глаза ее были закрыты. Леон опустился на пол рядом с Софьей и стал ее тормошить.
– Соня, что с тобой? Поднимайся!
Софья подняла голову, открыла глаза, посмотрела на Леона мутным взглядом и что-то прохрипела. Потом ее глаза закатились, а голова бессильно упала на руки Леона.
Леон позвонил Илье Ильичу. Трояновский внимательно его выслушал.
– У Абакумовой сильнейшее переутомление, – ответил он Леону, – Писать столько, сколько пишет она, не под силу ни одному нормальному человеку. Я знаю клинику, где ее приведут в себя, а вы, Леон, ее туда сопроводите.
– Я не смогу сопровождать Софью.
– Значит, ее настоящее имя Софья? А ее настоящей фамилии ты, Дон-Жуан хренов, конечно же, не знаешь?
– Абакумова.
– Понятно. Ты с ней заодно.
Глава 13. Врата в мозг
– Ну, как ты себя чувствуешь? – услышала Софья знакомый голос. – Открой глаза. Я же вижу, что ты уже проснулась и меня слышишь.
Софья открыла глаза и увидела Николая Павловича Соколова.
– Ты? – удивленно спросила она. – Где я?
– В Институте психоневрологии.
– А что я здесь делаю?
– Тебя привезли сюда в тяжелейшем состоянии в результате психического срыва. Тебе надо восстановить силы. Ты проспала двое суток и пришла в себя после капельницы с витаминами, общеукрепляющими и комплексом минералов.
– «Скорую помощь» вызвал Леня Кафарский?
– А кто это?
– Мой новый друг. Работает в американском издательстве.
– Нежкову позвонил директор московского издательства «Равнина» Трояновский и сказал, что ты лежишь без сознания и тебя надо спасать. Нежков выслал за тобой машину с бригадой врачей, и тебя привезли сюда.
– Значит, Трояновский и Нежков друзья? И давно они знакомы?
– В 1983 году, после публикации во Франции книги Трояновского «Кремлевская стена», его тут же определили в Институт психоневрологии с диагнозом «параноидальный бред». Из Москвы его перевели подальше от любопытных глаз – в добываловскую больницу, где главврачом был я. И перед Ильей Ильичом встал выбор: либо написать покаянное письмо о том, что книгу «Кремлевская стена» он написал, находясь в периоде обострения параноидальной шизофрении, либо пройти у нас курс усиленной терапии, после которой он забудет даже слово «мама». Письмо он написал и выступил с ним по радио. Мы выписали его из больницы с правом работать в издательствах, но с обязательством периодически осматриваться психиатром в Институте психоневрологии. Не будь дураком, Илья Ильич Трояновский написал брошюру, иллюстрированную цветными фотографиями, об академике Нежкове и о возглавляемом им Институте психоневрологии. Она издавалась в нескольких странах. Так Трояновский заслужил покровительство Нежкова.