Бегство из психушки
Шрифт:
Он перелез через кованый забор, спрыгнул и парком вышел на оживленную трассу. Стоя у дороги, он стал голосовать. Остановились старые «Жигули». Их водитель ехать в Новгородскую область отказался. Потом притормозил «лексус». Хозяину «лексуса» ехал в другую сторону. Водитель КамАЗа, на номерах которого был указан 53-й регион, остановился и согласился довезти Антона до самого Добывалова. Шофера звали Василием.
Машина выехала на трассу Москва – Санкт-Петербург и направилась в сторону Новгорода.
– Вася, я немного посплю, – сказал он и закрыл глаза.
…
– Вот
Антон открыл глаза. От трассы в сторону отходила узкая асфальтированная дорога, а на ее развилке стоял бетонный куб с металлическими буквами «Добывалово».
Антон протянул Василию сто долларов и не спеша пошел к Добывалову, а потом свернул к озеру.
Восемь лет тому назад, после бегства из добываловской психушки, Антон припрятал на чердаке дома фельдшера Литвака толстую стопку своих картин и рисунков и решил, что когда-нибудь за ними вернется. Это время настало. Работы Антона на клочках бумаги, картоне и ДВП при его нынешней известности как художника уже стоили немалых денег. А деньги ему были сейчас нужны и на компьютер, и на билет до Америки.
Берегом добываловского озера Антон прошел к деревне Яблонька и остановился напротив дома фельдшера Литвака. Дом был освещен луной. Его окна были темны и безжизненны. Антон осторожно приблизился к калитке. Она была закрыта. Он перелез через забор и подошел к двери. Она тоже была закрыта. Он взялся за оконную раму и потянул ее на себя. Рама не поддалась. Значит, придется разбить стекло и влезть в дом через окно. Антон наклонился, чтобы поднять с земли камень, и увидел накрывшую его тень. Он прыгнул вперед, упал на грудь и перекатился на спину. Над ним стоял человек. Антон ударил его пяткой ниже колена.
Послышался женский вскрик. Антон поднялся и подошел к женщине, лежавшей на спине и державшейся за ногу. Ее лицо, покрытое слоем белил и румян, напоминало маску. В больших глазах, очерченных тушью, был страх. Губы ее блестели ядовито-красной помадой.
– Ты кто? – вырвалось у Антона.
– А ты кто? – переспросила женщина.
– Я друг Виталика Литвака. Пришел его навестить.
– Друзья через забор не лазят.
– Я тебя, кажется, спросил: кто ты?
– Я жена Виталика.
– Врешь. Его жену, медсестру Людочку, я хорошо знаю. Говори, кто ты?
Женщина поднялась с земли и при свете луны стала рассматривать Антона.
– А я тебя узнала. Ты тот московский диссидент, который лежал на отделении у доктора Валко. Но ты же утонул!
– Откуда ты меня знаешь?
– Я массажистка Елена Вадимовна Кремневская. Помнишь такую? Я делала тебе массаж, который назначала Софья Николаевна. Ты еще на меня вожделенно посматривал и пытался хлопнуть по попе. Ты и тогда был интересным мужчиной, хотя и очень худым. А сейчас ты хоть куда. Твоя фамилия, кажется, Кошкин.
– Кошкаров.
– Да, да, вспомнила. Все медсестры на тебя засматривались и носили тебе еду. А ты их рисовал. Ты чего сюда пришел?
– Мне нужен Виталик Литвак.
– Он в Питере
Антон помолчал.
– Мне нужно войти в этот дом, – наконец сказал он.
– Зачем?
– В нем есть мои вещи.
– Правда?
– Правда. Но я не понял, что ты здесь делаешь.
– Я дом Литвака сторожу.
– Значит, у тебя есть от него ключи?
– Есть да не про вашу честь, – маскообразное лицо Елены улыбнулось, отчего по спине Антона поползли мурашки.
– Открой, мне нужно войти в дом, – Антон достал из кармана куртки плоскую бутылку.
– Что это?
– Виски.
– Угостишь?
– Угощу, если ты впустишь меня в дом.
Елена достала из кармана ключи и открыла дверь. Дверь скрипнула, и они вошли в сени. Елена достала фонарик и включила его.
– Электричества в доме нет.
– А здесь холодно.
– Сейчас растоплю печь, и станет тепло. Меня тут неделю не было. Была в городе и жила у подруги. Антицеллюлитный массаж ей делала, на хлеб себе зарабатывала.
– В городе? В каком городе?
– Поселок Добывалово стал городским поселением. Скоро выборы мэра будут.
Они вошла в комнату. Пока Елена растапливала печь, Антон сел за стол и выставил на него бутылку.
Елена достала из сумки еду, выложила ее на стол, достала из кривобокой тумбочки стаканы и поставила их рядом с бутылкой.
Антон разлил виски по стаканам.
Елена выпила виски, ахнула, закашлялась, схватила принесенную колбасу, откусила кусок и выдохнула. Антон деликатно закусил конфеткой.
Елена вдруг стала быстро-быстро, глотая слова, о чем-то рассказывать. Из словесного потока Антон понял только, что Лену домогался какой-то Сашка-Пупс, но у него ничего не получилось, потом ее домогался Сашка-Усик, у которого тоже ничего не получилось, потому что она, Лена, может лечь в постель только с любимым мужчиной. А ни одного из этих двух Сашек она ни за что бы не полюбила, потому что они совершенно не интеллигентные, позволяют себе грубые выражения и от них дурно пахнет. Когда оба Сашки несолоно хлебавши покинули этот дом, она осталась одна-одинешенька, но нисколько об этом не жалеет, потому что лучше быть одной, чем с каким попало быдлом. Сейчас ее сердце свободно и жаждет настоящей любви. А если она кого-нибудь полюбит, то сделает для него все, чего только он захочет, и все, что в ее силах.
В избе стало тепло.
Антон подошел к лестнице, ведущей на чердак, и стал по ней взбираться.
– Ты куда?
– На чердак.
– Зачем?
– Там спрятаны мои рисунки.
– На чердаке темно. Я тебе посвечу.
Елена с фонариком поднялась на чердак вслед за Антоном.
Антон подошел к тахте у дымохода, сбросил с нее одеяло и матрац, наклонился и что-то под ней сдвинул. Поднялись доски. Под ними сиротливо лежали три прямоугольника: один бумажный, второй – картонный, третий из ДВП. Антон оторопело смотрел на них.