Бегство к любви
Шрифт:
Он бьет меня, потому что считает себя вправе меня бить.
Потому что я позволяю.
Потому что я слаба духом.
– А меня почему бьешь? – спрашиваю я. Ответ я знаю, но нечто садистское во мне хочет получить от него подтверждение.
Форбс подходит ближе, останавливается прямо передо мной.
На этот раз я не отступаю. Не сдаю позиций, хотя колени мои подкашиваются. Сама удивляюсь, как я вообще еще держусь на ногах.
Если моя отвага и изумляет его, виду он не подает. Склоняется к
Меня тошнит.
– Потому что ты моя, Мия. – Голос у него как шипение змеи. – Ты принадлежишь мне. Ты моя вторая половина. Моя маленькая… подвластная мне… долбаная половина.
Пусть я уже и сама это знала, его слова все равно отдаются в сердце болью. Я прячу свою боль, не хочу тешить его самолюбие.
Он вскидывает руку.
Я вздрагиваю.
Ему это доставляет удовольствие.
Он касается моей щеки, почти неощутимо ведя пальцами по коже, и убирает мне за ухо волосы.
– Ты прекрасна, – бормочет он, скользя пальцами по моим волосам до самого пояса. Потом грубо хватает меня за них, оттягивая назад мою голову.
Мои глаза наполняются слезами.
– Мы с тобой одинаковые. – Голос у него тихий, злобный. – Красивые внешне, но с изгаженным нутром. Меня влекло к тебе, Мия, по той же причине, что тебя влекло ко мне. Мы с тобой одного поля ягоды. Жертва становится обидчиком. Или, в твоем случае, жертва остается жертвой.
Пелена спала с моих глаз. Как я не поняла это раньше?
Стандартная модель поведения.
У Форбса было такое же детство, как у меня. Такое же ужасное? Думаю, этого я никогда не узнаю. Но он тоже знает, что такое боль.
Значит, отец его тоже бил?
Меня вдруг охватывает жалость к нему. Скорбь по мальчику, каким он был. По детству, что было украдено у него так же, как у меня.
Потом я смотрю на мужчину, что стоит передо мной, и жалость мгновенно обращается в ярость. В исступленную ярость.
Он знает, что такое физическая боль, и все равно бьет меня.
А ведь он мог бы прервать цепочку жестокости. Мог бы просто меня любить. И я любила бы его беззаветно. Отдала бы ему всю себя. Свое сердце. Вдвоем мы могли бы исцелить друг друга.
А он вместо этого предложил мне ненавистные оскорбительные отношения патологической зависимости от партнера.
И теперь во мне осталась лишь зияющая пустота, облицованная ненавистью и горькой обидой.
Я открываю рот, чтобы сказать ему это… и тут меня осеняет.
Я ведь могу уйти… даже не уйти, а сбежать. Да, мне следует бежать.
Простая истина заключается в том, что я избрала единственный путь, который был мне знаком… продолжала быть той, какой была всегда. Той, кого создал Оливер. Я не пыталась обрести свое новое «я». Стать настоящей
Потому что боялась пытаться.
Гнев на собственную слабость вспыхивает в моей груди… набухает… распирает меня изнутри. Такое чувство, что я сейчас взорвусь под его давлением.
– Уходи, – говорю я, каким-то чудом обретя дар речи.
Он разражается беспощадным смехом.
– Ты порываешь со мной, Мия?
Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, хотя на это уходит все мое мужество.
– Разве у меня нет на то веской причины?
Он хватает мое лицо – больно щиплет пальцами мои щеки, потом резким движением оттягивает назад мою голову. Стискивает мое предплечье и рывком притягивает меня к себе. Я врезаюсь в его грудь.
– Итак, давай уточним. То, что я тебя луплю, когда мне вздумается, это нормально, но стоило тебе застать меня в постели с какой-то дешевой потаскухой, ты машешь мне ручкой, да?
Я морщусь от нажима его пальцев, впивающихся в мою руку, но отвечаю сквозь боль:
– Мое решение никак не связано с тем, что я застала тебя с той девушкой. Просто я наконец-то очнулась. Мне давно было пора бросить тебя. Я больше не буду для тебя боксерской грушей, Форбс. И ни за что не стану твоей шлюхой.
Он смеется мне в лицо. Говорит ледяным тоном:
– Ты стала моей шлюхой с момента нашего знакомства.
– Что бывает, если ты одеваешься как шлюха, а, Мия?
Ремень со свистом опускается на меня. Я прикусила губу, не в силах говорить от боли.
– Отвечай!
Мое тело вздрагивает от его зычного крика. Пот струится по моему лицу, словно слезы, которые я не хочу сдерживать, но сдерживаю.
– С-со мной будут обходиться как со ш-шлюхой, п-папа.
– Именно. Наконец-то ты начинаешь усваивать урок.
Что-то во мне переломилось.
Я пристально смотрю в глаза Форбсу.
– Я не шлюха, тем более не твоя! А теперь убирайся из моего дома! Между нами все кончено!
Его черты исказились от ярости, обезобразились почти до неузнаваемости. Таким взбешенным, остервенелым до умопомрачения, я его еще не видела.
Казалось бы, я должна быть в ужасе. Ничего подобного.
– Кончено? – выплевывает он мне в лицо. – Думаешь, ты можешь так просто избавиться от меня? Никуда я не уйду! И ты тоже!
Он накрывает мои губы своими, одновременно пришпиливая мои руки к бокам. В следующую секунду я осознаю, что спиной прижата к стене, он навалился на меня всем телом, не давая мне вырваться.