Бегство от грез
Шрифт:
Вдруг дверь резко распахнулась, и из нее с убитым видом, без кровинки в лице, пошатываясь, вышла Мадлон. Ровена поспешила ей на помощь.
– Ты выдержала?
– Она отказалась сделать это, – голос Мадлон дрожал. – Она сказала, что я пришла слишком поздно и время упущено. Некоторые в таких случаях еще не оставляют надежды и настаивают на операции, но за это нужно много платить. Но я не стала дальше слушать и выбежала из ее кабинета. Ровена, я не могла...
– Успокойся, дорогая. Мы поговорим об этом позже.
И, обращаясь к вознице, приказала:
– Поедем, быстрее отвези нас домой.
Они
– Только этого нам не хватало! – в отчаянии вскрикнула Мадлон. – Это мадам де Буань. Она видела нас! Что же нам теперь делать?
– Оставайся на своем месте. Я поговорю с ней.
Когда кареты, двигавшиеся в противоположных направлениях, поравнялись друг с другом, мадам де Буань выглянула из окна своего элегантного экипажа. На ее темных волосах красовалась очаровательная шляпка, вся в оборках и перьях, а ее белую шейку обвивало алмазное ожерелье. Она была женщиной весьма состоятельной, хотя находилась в разводе со своим престарелым мужем графом де Буань, имевшим чин генерала.
Познакомившись с Ровеной, мадам де Буань воспылала к ней горячей симпатией, хотя была лет на пятнадцать старше ее. По-видимому, ее привязанность к Ровене объяснялась схожестью их биографий. Адель родилась в аристократической семье, ее отец был дипломатом, а мать – фрейлиной королевы в Версальском дворце. Во время революции семья вынуждена была бежать из Франции и, подобно семье Стюарта Лесли, возвратилась обратно почти обедневшей.
Адели нравились англичане, хотя в ее кругу их считали скучными, ограниченными и неинтересными. О Ровене она всегда была высокого мнения: в ней английский интеллект сочетался с французским остроумием. Сравнивая Ровену со своими пресыщенными друзьями, Адель находила ее незаурядной, свежо и оригинально мыслящей, одним словом, сильно и выгодно отличающейся от ее французских знакомых. Предоставленная самой себе, мадам де Буань жила в свое удовольствие.
Она относилась к числу тех красивых легкомысленных женщин, которые повсюду окружены веселой толпой приятелей и приятельниц и никогда не упускают возможности прибавить к своим многочисленным знакомым еще одного человека.
– Мы собирались полакомиться мороженым, – весело сказала она. – Почему бы и вам не присоединиться к нам?
– Ответь согласием, – прошептала Мадлон из глубины кареты. – Если мы откажемся, она начнет любопытствовать, куда мы едем, где мы были, почему с нами нет провожатых.
– Мы охотно поедем с вами, спасибо за приглашение.
– Тогда переходите в нашу карету! Начинало уже смеркаться, и мадам де Буань не смогла рассмотреть, что кроме двух девушек в карете нет больше никого. Бросив чемоданчик Мадлон в карете, девушки перебрались в полный народу шумный экипаж, где их появление встретили с энтузиазмом.
Вскоре движение по мосту возобновилось, и карета с веселыми и шумными пассажирами бойко тронула с места. Было еще не очень поздно и посетителей в кафе-мороженом было немного. Ровена и Мадлон в компании двух мужчин и четырех женщин, которые без устали смеялись и шутили, сели за столик в одном из уголков кафе и
– Похвально! – одобрительно отозвалась мадам де Буань. – Приятно видеть людей, которые относятся к себе с чувством юмора.
– Насколько всем нам известно, вы тоже относитесь к себе с чувством юмора, моя скромная очаровательная мадам, – согласился вялый и скучный молодой человек, сидящий рядом с Адель и вот уже пять минут рассматривавший в зеркале свое отражение.
Другие участники компании захихикали, и Адель сделала вид, что оскорбилась.
– Приберегите ваши оскорбления для англичан, Роберт.
– Англичан? Еще чего! Они не осмеливаются совать сюда свой нос.
– Ты так полагаешь?
Мадам де Буань экспансивным жестом указала на один из столиков, за которым сидели несколько английских офицеров.
– А это кто, как ты думаешь?
Ровена их не заметила раньше, так как кафе было плохо освещено. Их было человек шесть или семь, одеты они были в ярко-красную форму, и комок подступил к горлу Ровены. Точно такую же форму носил Тарквин. Один из офицеров, сидящих к ней спиной, отодвинул свой стул назад таким же небрежным жестом, как это всегда делал Тарквин. Ровена всматривалась, него и ей вдруг почудилось...
Она быстро отвернулась, досадуя на себя за глупость. Кто-то заказал шампанское, она быстро налила стакан и выпила одним глотком.
– Медленнее, медленнее, мадемуазель, – пожурил ее Робер Корден, усмехаясь. – Шампанское положено пить маленькими глотками, а не глотать залпом.
– Оставь ее в покое, – с важным видом сказал Жорж Брэн. – Мне известно из достоверных источников, что мадемуазель де Бернар вместе с молоком матери познала вкус коньяка и может выпить больше, чем любой из нас.
Вся компания громко засмеялась. Ровена отнеслась к шутке снисходительно.
__ Уверяю вас, месье Брэн, у меня нет намерения позволить себе столь сомнительные удовольствия в вашей компании.
– Жаль, – заметил Робер Корден, поднимая свой бокал. – Я бы с большим удовольствием...
Его слова заглушил резкий пронзительный крик, раздавшийся у них за спиной, и звон шпаг, вытаскиваемых из ножен. Ровена резко повернула голову, но сидящие за столом мужчины вскочили с мест, и она ничего не могла разглядеть. Кто-то выкрикивал по-французски оскорбительные слова, кажется, об отсутствии целомудрия у англичанок, а ему с таким же вызовом и злостью отвечали по-английски. Из противоположного конца комнаты раздался резкий звук пистолетного выстрела и за ним пронзительный женский визг. Стол, за которым сидела Ровена, опрокинули, и она едва успела вскочить на ноги. В кафе началось столпотворение. Ровена почувствовала, как кто-то тянет ее за руку. Она обернулась. Это был Робер Корден, молодой дружок Адели. Казалось, он начисто забыл о своем пижонстве.