Бегство от любви
Шрифт:
— Нет, — в отчаянии выпалила она. — Я не люблю тебя. Не люблю!
— А что теперь? Или ты теперь попытаешься рассказать мне душещипательную историю о том, как ты любишь Ричарда, но он тебя бросил и женился на твоей лучшей подруге?
Она отвела взгляд, зная наперед, что в этой ситуации вся дальнейшая ложь становится бессмысленной.
— Да, я не люблю Ричарда, — признала она. — Я сказала это тебе только потому, чтобы избавить себя от излишних объяснений.
— Объяснений! — взорвался Филип. — Так ты использовала его как отговорку… чтобы не объясняться со мной?
— Да.
— Я тебе не
— Это твое дело, — холодно сказала она. — Очень жаль, что твое тщеславие не дает тебе признать тот факт, что я тебя не люблю.
— Мое тщеславие тут вовсе не при чем, — возразил он, — скорее всего все дело в привычке судить о людях по их характеру.
— И при чем здесь это?
— А при том, что ты не из тех женщин, которые в случае необходимости стали бы избегать или убоялись бы объяснений. Если бы ты на самом деле разлюбила бы меня, то ты бы пришла и сама сказала бы мне об этом. Ты потому и выдумала всю эту историю с Ричардом. И вовсе не потому что боялась скандала, а просто не хотела, чтобы я начал задавать тебе вопросы.
— Какие еще такие вопросы? — спросила Лесли, стараясь говорить с тем пренебрежением, на какое она только была способна. — Знаешь, Филип, сейчас ты говоришь словно судебный следователь. То, что произошло между нами было просто приятным эпизодом и потом… все кончилось. Всему же когда-нибудь приходит конец.
— Правда? — хрипло переспросил он. — Ты уверена, что все уже кончено?
И прежде, чем Лесли успела сообразить, что происходит, он обошел вокруг стола и заключил ее в свои объятия. Она отчаянно вырывалась, но он оказался сильнее, и прижав ее к стене так, что сопротивляться у нее больше не было возможности, он повернул ее голову к себе.
— Так значит, все кончено? — повторил он, припадая губами к ее губам.
Лесли изо всех сил пыталась заставить себя не отвечать на этот поцелуй, но его страсть пробудила в ней ответное чувство, и все сомнения развеялись сами собой, уступая место потребности подчиниться его воле.
Филип первым отстранился от нее, и Лесли увидела, с каким триумфом он теперь смотрел на нее.
— Ну как, ты все еще настаиваешь на том, что не любишь меня? — спросил он. — Если бы ты не любила, ты бы не стала со мной так целоваться.
— Страсть это еще не любовь.
— Не умаляй наших чувств, Лесли.
Он сказал об этом с такой горечью в голосе, что она, содрогнувшись, схватилась за спинку своего кресла, стараясь поскорее упокоиться.
— Извини, Филип, но там, где есть место для подозрений, никогда не может быть настоящей любви.
— Каких подозрение? Ты о чем? Что я такого сделал?
— Ничего! Просто уходи, оставь меня в покое.
— Я никуда не уйду, пока ты наконец не расскажешь мне, что случилось.
Она ничего не ответила, и тогда он снова подступил поближе к ней.
— О каких подозрениях ты ведешь речь, Лесли? Или ты все еще думаешь, что моральной точки зрения я виновен в смерти Деборы?
— Да, — поспешно согласилась она, хватаясь за спасительную соломинку, которую, сам того не зная, он только что бросил ей. — Да, все дело в нравственности.
Он тяжело и протяжно вздохнул.
— Так ты бы так сразу и сказала! — вынув из кармана бумажник, он достал из него конверт и протянул его ей. — Я хочу что бы ты сейчас
Взглянув на конверт, Лесли узнала почерк Каспера.
— Не хочу.
— Ты должна. Это очень важно.
Она неохотно принялась вынимать письмо из конверта, из которого вдруг выпал и упал на пол еще один исписанный листок. Нагнувшись, она подняла его с ковра, и побледнела, узнавая налезающие друг на друга строчки, написанные рукой Деборы.
— Сначала прочитай письмо Каспера, — тихо сказал Филип.
Зная, что ей больше ничего не остается делать, она склонилась над листком почтовой бумаги.
"Хотя после смерти Вашей жены прошло уже несколько месяцев, — писал Каспер, — это ее письмо попало ко мне в руки только что. Оно было оставлено для меня в хижине на Хернлее, но в тот вечер я так и не возвратился туда, как ранее предполагал, так как мы закончили тренировку позже, чем рассчитывали. Письмо было отправлено мне по почте, но к тому времени, как оно пришло по адресу, я уже уехал из Сен-Моритца, а пансион, в котором я до того жил, закрылся. И лишь после того, как хозяин пансиона вернулся из отпуска, он обнаружил это письмо в среди своей почты и переправил его ко мне. С тех пор, как я прочитал его, мне не дает покоя осознание того, что если бы в тот день я вернулся бы на Хернлей и прочитал его сразу же, то возможно мне удалось бы помешать Деборе совершить самоубийство…
Лесли прервала чтение, и выпавшее из руки письмо, с шорохом легло на стол. Филип протянул ей записку Деборы.
— А теперь прочитай вот это. И тебе все станет ясно.
Лесли с трепетом развернула сложенный листок, быстро пробегая глазами первые строчки, но стоило ей лишь перевернуть страничку и снова продолжить чтение, как сердце дрогнуло и отчаянно забилось у нее в груди.
"А теперь можешь забыть и никогда больше не вспоминать о том, что я только что написала, — неразборчиво нацарапала Дебора. — Только что у меня сломался карандаш, и когда я попросила принести другой, барменша дала мне журнал, чтобы его можно было подложить под бумагу. Она, должно быть, боялась, что я сломаю еще один ее карандаш — и чтобы этого не произошло, она сломала меня.
Лесли прервала чтение, но Филип, заметив это, снова указал на письмо, которое она все еще продолжала держать в руке.
— Дочитай до конца, — приказал он.
И снова Лесли подчинилась его воле, узнавая о том, что это был как раз тот злосчастный журнал, где была помещена фотография Ганса и его невесты.
"Теперь я знаю, что ты никогда не любил меня, — писала Дебора, — и у меня не остается ничего, ради чего следовало бы жить. Не вини себя ни в чем, Ганс. Я сама виновата, и это наказание за попытку сыграть не в своей лиге. Ты будешь гораздо более счастлив со своей здоровой Ингеборг, а мне останется лишь находить себе утешение в том, что лучший выход это самоубийство — и совершить мне его поможет никто иной как сам мой благоверный Филип. В один из вечеров, когда он был занят в операционной, я зашла к нему в комнату и прихватила несколько таблеток снотворного из шкафчика в ванной. Должно быть у меня уже тогда было какое-то предчувствие насчет тебя — подобное обычно называют шестым чувством. Я люблю тебя, Ганс, но я ненавижу тебя за то, что ты не любишь меня.