Бегущая от Мендельсона
Шрифт:
Себетов улыбнулся еще шире:
– Ну зачем же так? Конечно, расплачусь! Но не на пороге же! Я хотел пригласить вас в дом, выпить вместе вина за знакомство…
– Я вообще-то за рулем, – заметил Бобков.
– Ну, мы же совсем по чуть-чуть, – успокоил Себетов. – И потом, вас никто не гонит. Можно посидеть, поговорить… За это время все выветрится. К тому же у нас такое украшение компании, – он показал глазами на меня.
Бобков выпятил нижнюю губу и произнес:
– Ну, украшения меня сейчас мало волнуют. Да
«Ах ты, гад! – мысленно завопила я. – Ну погоди, посмотрим, как ты запоешь, когда тебя, дурака, придется из огня вытаскивать! Ты-то уж точно подставишься!»
– Ну что вы такое говорите! – с укоризной покачал головой Себетов и зацокал языком. – Ай-яй-яй! Такое неуважение к девушке!
– Да я просто хотел сказать, что вообще-то, насколько я понимаю, мы оба здесь по делу, – попытался сгладить Мишаня намеренно устроенную неловкость. – И девушке, наверное, задерживаться не хочется…
– Но пройти-то можно? – настаивал Себетов. – Закусить, познакомиться поближе, сами же сказали!
– Ну ладно, – милостиво согласился Бобков. – Пойдем, раз приглашают…
Он вальяжной походкой пошел к крыльцу. Себетов уважительно пропустил меня вперед. Я же внимательнейшим образом прислушивалась к прибору – определителю взрывных устройств. Пока что он вел себя тихо и ничего не обнаруживал. И присутствие Болата Себетова, который, кажется, никуда не торопился и выглядел абсолютно спокойным, заставляло меня думать, что взрыва ожидать не приходится. А это значит лишь одно: ожидать нужно чего-то другого.
В дверях я чуть задержалась, держа в уме, что Себетов, может быть, хочет пропустить нас обоих в дом и захлопнуть дверь. Поэтому я на крыльце вцепилась в его руку и повисла на ней, манерно проговорив:
– Ой, разрешите мне за вас подержаться, я всегда ужасно боюсь ступенек!
Себетов галантно поддержал меня, и мы вместе вошли в дом. Внутри оказалось довольно уютно. Мы прошли через небольшую кухоньку и оказались в довольно просторной комнате, в центре которой стоял накрытый стол. Первым делом я обратила внимание на бутылку вина. Она была уже откупорена. Кроме того, на столе стояли три уже наполненных бокала…
Закуски было не очень много, в основном она состояла из фруктов. Присутствовали нарезанные сыр и зелень, а также коробка шоколадных конфет. Мишаня со скепсисом взирал на стол, понимая, что наесться от пуза своих любимых пельменей ему здесь не удастся. Правда, бутылка вина несколько подняла ему настроение. Себетов подошел к столу, взял бокал и, внезапно посерьезнев и посмурнев, сказал:
– Первым делом я предлагаю выпить за упокой души моего дяди, Теймураза Айларова! Пусть земля ему будет пухом! Светлый был человек, хороший. Выпейте, прошу вас, за помин. Святое дело! От половины бокала хорошего вина вам ничего не будет!
Уговоры Себетова первым делом относились ко мне, потому что Мишаню-то
В этот момент я резко выбросила вперед правую ногу и носком туфли двинула прямо по руке Бобкова. Пальцы разжались, и бокал со звоном упал на пол. Вино потекло прямо по дощатому полу, на котором не было никакого ковра.
– Ты что творишь, Охотникова? – возмущенно заорал Мишаня, и я пожалела, что не двинула ему по голове.
Себетов побледнел, моментально все поняв. Собственно, он и так бы все понял, потому что ситуация была яснее ясного: я его расколола, и он не мог этого не сообразить.
В два прыжка он оказался возле небольшой двери слева, ведущей в соседнюю комнату, скрылся за ней, с треском захлопнув за собой. Комната была практически темной, в ней имелось только одно малюсенькое окошечко. Через него выбраться наружу Себетов не мог. Он сам загнал себя в ловушку. Я подскочила следом и сразу же услышала оттуда голос Болата:
– Лучше не подходи! У меня ружье! Положу обоих!
В подтверждение слов Себетова за дверью раздался выстрел. Мишаня, до этого с выпученными глазами стоявший посреди комнаты, плашмя рухнул на пол. Потом перевернулся на живот и откатился под стол.
«Ну, слава богу! – успела подумать я. – Хоть это сообразил, не придется возиться еще и с ним!»
Сама же я, встав слева от двери и прижавшись к стене, чтобы не быть задетой пулей, заговорила с Себетовым:
– Болат, не дури! Не делай еще больших глупостей! Положи ружье и выходи!
– Мне выходить смысла нет! – заорал Болат истерическим голосом. – На мне два трупа, так что вашими двумя больше – мне по барабану!
«Два трупа! – отметила я про себя. – Это он считает Алимхана и Теймураза Айларовых. Значит, Ксения-Мадина жива! Уже хорошо!»
– Болат, – продолжила я убеждать Себетова, – если даже ты нас убьешь, этим ничего не выиграешь. В соседнем дворе ОМОН. Про тебя все известно в полиции. Тебе все равно не скрыться. Да и убить нас я тебе просто не дам. У меня тоже есть оружие, а уж про ОМОН и говорить нечего.
– Хватит врать! – кричал Себетов. – Это все блеф! Я не верю тебе!
Голос у него вдруг стал тонким и визгливым. Я понимала: он на грани истерики, и думала, что в таком состоянии его можно дожать. Я, конечно, могла пристрелить его через дверь, но мне хотелось взять Себетова живым.
– Болат, я не вру, – намеренно спокойным и твердым голосом продолжала я. – Сейчас я могу нажать одну лишь кнопку – и ОМОН появится здесь во всеоружии. Но я хочу поговорить.
– О чем? – визгливо закричал Себетов. – О чем мне с тобой разговаривать?