Бегущая против волны
Шрифт:
— Но вы говорили, что у вас дочь, внуки…
— О-о, Иринушка! Вы позволите небольшую фамильярность старику? Дети и внуки порой еще сильней подчеркивают вашу одинокость и заброшенность.
— Глядя на вас, не скажешь, что…
— Милая Ирина, вы поймете меня, лишь когда сами сделаетесь бабушкой, а может, и гораздо раньше.
— Что-то не пойму. Вы мне пророчите скорое одиночество?
— Не в прямом смысле. Судя по тому, что ваш муж сейчас в море, а вы здесь, под этим зонтом…
— Ха-ха-ха! — Ирина рассмеялась, но не очень весело. — По-вашему, мы, простите,
— Ваш смех — самый женственный из всех, что я слышал в последнее время. Одни гогочут точно гусыни, другие ржут…
— Как кобылы, да? Ха-ха-ха!
— Третьи хрюкают как хавроньи.
Они все еще смеялись, когда подошел Анатолий.
— Тебя и на минуту нельзя оставить — мужчины слетаются как пчелы на мед, — добродушно пошутил он, доставая из сумки очередную бутылку пива.
— Ну что вы, Анатолий! — поморщился Михаил Борисович. — Такой грубый пассаж в адрес прелестнейшей женщины. Не цените вы свое сокровище.
— Берите лучше пиво, пока оно не взорвалось на этой жаре.
Мужчины занялись пивом, а Ирина оторвалась от книги и увидела, что невдалеке от них расположились два турка из обслуги отеля, один из них был Хафиз — высокий, стройный «мачо». Вдруг она поймала на себе насмешливый взгляд Анатолия. Он двусмысленно крякнул, криво улыбнулся, но ничего не сказал. Ирина сердито уткнулась в книгу. К ним подошли Сергей с Лешей, у которого в руках был мяч, и предложили сыграть в волейбол. Михаил Борисович поднялся и молодцевато расправил плечи:
— А что, я когда-то неплохие подачи делал. Можно и тряхнуть стариной.
— Тряхнуть-то тряхнем, — встал на ноги Анатолий и постучал себя по круглому животу, — не вытряхнуть бы содержимое…
— Содержимое чего? — со смехом спросил Леша.
— Желудка, Алексей. Я пиво только что выпил. А ты что подумал?
Желание играть изъявили Осокины, Бережковы, Соня и оба турка.
Хафиз пасовал в основном Ирине. Она смущалась, но мячи брала даже самые безнадежные — сказалась студенческая закалка. Пару раз Ирина замечала на себе все те же сардонические взгляды Анатолия, но поделать ничего не могла. Вскоре на пляже появилась Лина, включилась в игру, и Анатолий буквально преобразился. Он втягивал живот, пружинисто подпрыгивал, сильно бил по мячу, пожалуй, чересчур сильно, так что мяч часто оказывался за пределами площадки. На Ирину он больше не смотрел, и она вздохнула с облегчением.
А потом разгоряченные игрой все кинулись в море. Анатолий вдруг решил показать мастер-класс в заплыве брассом. За ним, явно соревнуясь, поплыли Сергей, Леша и Хафиз. Ирина напряженно следила за состязанием, моля бога об одном, чтобы у мужа хватило сил на обратный путь. Хафиз обошел соперников на три или четыре корпуса, с берега трудно было определить точно. Вторым шел Сергей, за ним Леша, а Анатолий быстро выдохся и обратно плыл с трудом, часто отдыхая на спине.
— Здесь он явно потерял очки. Женщины не прощают таких фиаско, — с сарказмом произнес Михаил Борисович, наблюдая за пловцами из-под козырька бейсболки.
— Это вы о чем? — неприязненно покосилась
— Так. Ни о чем. Философия старого донжуана.
— Вы так часто жалуетесь на старость, что я подумала — не кокетство ли это?
— Правильно подумали. Я кокетничаю, чтобы обратить на себя ваше внимание.
Михаил Борисович в упор, пристально смотрел на Ирину. Она опустила глаза.
— Послушайте, Ира! Ведь вы одиноки, как и я. Ваш муж отдает предпочтение пиву и… Впрочем, я не об этом.
— А о чем?
— Я предлагаю вам стать моей любовницей.
— Что?!
— Потише, пожалуйста! Не привлекайте постороннего внимания. Ваш праведный гнев меня еще больше возбуждает. Я готов прямо здесь броситься к вашим прелестным ногам и лобызать их как какой-нибудь сопливый мальчишка. Но эти условности…
— Я не хочу слушать ваш бред! Вы выжили из ума, старый ловелас!
Ирина резко развернулась и поспешила к зонту.
Под зонтом Осокиных шла азартная карточная игра. С супругами играли крикливая, бескомпромиссная Соня и сексапильно-загадочная Лина. Осокин огрызался и спорил с Августой, побаивался Соню, уступая ее напористости, и заигрывал с Линой.
— Думал, кого Лина напоминает своим необыкновенным загаром, — говорил Николай Андреевич, изучая свои карты, — а потом вспомнил — леопарда.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась Лина. — Ничего себе сравненьице! Это где же на моей шкуре такие черные пятна?
— А веснушки? — не преминула подколоть Августа.
— Нет, на леопарда вы мало подходите, — улыбаясь одними губами, заявила Соня, — скорей на лису. И по цвету подходите, и по остальным параметрам.
— Хм, какие странные ассоциации я вызываю, — пожала плечами слегка задетая Лина. — А впрочем, каждый из нас, если присмотреться, какой-нибудь зверь. Взять, к примеру, Соню…
— И какой же я зверь, по-вашему? — с вызовом спросила Соня.
— Не знаю. Сразу не определишь. А вы как считаете, Николай Андреич? — соблазнительно улыбнулась Осокину Лина.
— Соня? Ну-у… Дайте подумать. Мне кажется, что…
— Вот уж в чем не нуждаюсь, так это в ваших ассоциациях! — не дала ему договорить Соня.
— Это вас обижает? — спросила Августа.
— Это не в моем стиле. Для большинства женщин всякие там «котики, зайки и рыбки» — непременный атрибут в отношениях с мужчинами. Для меня все это противно и нелепо, как будто взрослые дяди и тети в песочнице играют и издают детский лепет.
— Ох, и суровая вы женщина, Соня! — не без досады произнес Осокин.
— Уж какая есть, — парировала Соня, покрыв короля тузом.
Вскоре к игрокам присоединились Михаил Борисович и Анатолий, который успел обсохнуть после заплыва и выпить последнее пиво.
Ирина скучала в одиночестве. Наконец не выдержав, она стала собираться. Одевшись, позвала Анатолия, но тот лишь отмахнулся, мол, иди, я еще поиграю.
Ирина медленно возвращалась в отель. Сердце обжигала обида. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Ее обогнали турки. Хафиз оглянулся и, сверкнув ровным рядом белых зубов, произнес на ломаном русском: