Бегущая в зеркалах
Шрифт:
– Постой!
– Алиса замерла, прислушиваясь.
"Главной новостью последнего часа стало известие о перестрелке в сицилийском городке, - сообщил диктор.
– Нам только что стало известно, что акция по освобождению заложника прошла благополучно. Шестнадцатилетний Виченце Бенцоне находится под защитой полиции, проявившей подлинный героизм. Захвачена группа бандитов, состоявшая из трех человек, один террорист застрелен полицейским. В перестрелке пострадал неизвестный, доставленный в муниципальную больницу Палермо. Это событие еще раз призывает итальянскую общественность к..." - Лукка щелкнул выключателем
Алиса бесшумно поднялась и вышла на улицу. Сгущались быстрые южные сумерки, превращая окружающие лачугу развалины в фантастический ландшафт. Мальчик-хозяин все не появлялся и ей пришлось самой решить вопрос с туалетом - благо вокруг не было ни души, а остатки стен каких-то ангаров, превращенные в свалку, имели достаточно укромных уголков.
– "Вот тебе и "испанка молодая оперлася на балкон", - поправив юбку Алиса осторожно уселась на обломки досок с клыками ржавых гвоздей. Небо быстро чернело и тут же загорались яркие, совсем иные, непривычно расположенные звезды. Алиса услышала за спиной скрип двери и чьи-то шаги.
– Эй, сеньорита Ромуальдес, pади бога простите, вы не подскажете, где здесь находится туалет?
– обратился к ней Лукка.
– Могу предложить вам, реббе, нечто получше, вон за тем углом, - отозвалась Алиса.
Спотыкаясь о доски, Лукка скрылся в указанном направлении и оттуда донеслось тихое журчание.
– Это тебе не туалет Клеопатры, знаменитый герой, - крикнула ему Алиса.
– Черт! Прямо на гвоздь!
– Лукка собирался присесть рядом, но тут же вскочил он, потирая зад.
– Как все-таки прекрасна и непостижимо остроумна жизнь! Гвоздь в задницу вместо пули в сердце - я сегодня, считай, заново родился!
7
Случилось так, как бывает только в сказке: она "увидела" и спасла Виченце - старшего сына Луки, подсказав сицилийский номер велосипеда и, главное, улицу! Успел-таки Остин, вот чудеса-то!
Голова кружилась от пьяной усталости. Алиса смотрела в небо, выискивая среди звезд свою - путеводную.
– Ничего не соображаю. Вот уже и щипал себя и на гвоздь сел, а все не верится - сон! Нет, нет, нет - исчезни, Алиса, - это невероятно... Вот значит, как сходят с ума... Что сейчас - утро, день?
– Сейчас поздние осенние сумерки. И ты даже не забыл пароль. Только почему все же ты не вспомнил о нем раньше, в самолете?
– Мне сказали, что я должен обратиться к светловолосой медсестре, ну из этих, благотворительных служб. Так просто - белое платьице и значок на груди... Вот почему ты выбрала такой
экстравагантный костюм?
– Насчет гардероба у меня выбора не было, хотя если бы и был, медсестра меня явно не соблазнила бы. По-моему, Лусита, Лусинда - фу, черт, забыла! В общем - она милашка...
Лукка рассматривал ее, словно только что увидел и медленно протянув руку, притронулся к волосам, погладил и вдруг, схватив за плечи, сильно тряхнул:
– Живая, живая! Кажется, я начинаю приходить в себя... Постой-ка! Лукка сбегал в дом и вернулся с пирогом и банками пива, разложив еду прямо на досках.
– Угощайся! Я -
– Ты-то почему здесь? Какими судьбами занесло Мадонну на бразильскую свалку?" - Лукка притянул Алису, но, почувствовав легкое отстранение, отпустил.
– Долго объяснять, да и не важно. Наверное, все-таки потому, что мы должны были увидеться.
– Думаешь, я не помню, что на май была назначена наша свадьба? Думаешь я не мечтал об этом дне все месяцы разлуки - страшные и глупые месяцы... Знаешь, еще вчера, собираясь на Пьяцца дель Пополо, где меня должен был на глазах честного народа, бессильного полицейского кордона и телекамер расстрелять невидимый снайпер, я думал, как будет житься сыну с такой-то ношей - гибелью отца. И еще представлял тебя у экрана, а на брусчатке - свое скорчившееся, холодное тело. "Ни черта себе - свадебный подарок!", - проклинал я всех, предавших меня... И ужасно хотел к тебе, Лиса...
– Лукка сгорбился, спрятав в ладони лицо.
– Я остался жить, но свадьбы не будет. Никогда. Теперь уже ясно - никогда! Жуткое слово - если бы знать раньше... Ах, кабы знать!.. Я теперь - живая мишень, приманка для охотников. И что бы не придумали во спасение мои друзья - я должен быть один. Совсем один, Лиса...
– Ты сильный, - она гладила его кудрявый затылок.
– Я горжусь тобой и, знаешь, я бы предпочла тебя, а не Давида. Ну того, микельанджеловского, которого ваяли с твоего предка... Я так рада, но... Мне страшно за тебя...
– Теперь-то я выживу - наперекор всему, чтобы выступить на суде. Я ненавижу их. Страшно, люто, по-зверски... Я мечтаю о крови... Я совсем другой теперь, девочка... Лукка-цветочник! Увы, мститель, Лиса, мститель.
– А фиалки? Что будет с твоим теплицами? Ты позволишь сравнять их под стадион?
– Я продал теплицы. Хорошему человеку. Это цветочный фанат, написавший толстую книгу о флоре Италии. У него голубые близорукие глаза и улыбка ребенка, когда он рассматривает какой-нибудь клубень или росток. В моих теплицах он просто чуть не умер от счастья - все трогал, нюхал, ковыряя землю, подбирая листочки. Он будет беречь их. Пока, конечно, не разорится. Славный юродивый - ему не выжить в этом зверинце...
– Нет, нет же, Лукка! Твоя история должна завершиться иначе. Не так, как у русских. У тех, чеховских, что позволили вырубить вишневый сад... Твоему ученому помогут, а Виченце обязательно будет дарить своей невесте фиалки. Не смейся, после сегодняшнего сицилийского чуда я верю в бессилие зла... И хочу, наконец, видеть розовые сны, ведь в самолете этот мрачный еврей так и не дал мне вытянуть ноги. Я заметила в нашем особняке комфортабельный ящик. Попробую превратить его в кровать. А ты, счастливец, - благодари здесь своих святых и охраняй меня...
На рассвете за беглецом приехали. Сквозь дрему, свернувшаяся на ящике Алиса, слышала, как подъехал автомобиль и совсем рядом заговорили по-испански или по-португальски. В комнату вошел Лукка и, присев возле нее на корточки, осторожно убрал упавшие на лицо пряди.
– Я уезжаю, Лиса.
– Куда?
– она села, сразу вернувшись в реальность.
– Не знаю. Я должен оставить тебя. Прости...
Алиса удержала его руку:
– Я так рада... Нет. Просто - это лучшее, что подарила мне жизнь спасение твое и Виченце.