Бегущая в зеркалах

Арсеньева Ольга

– Мсье, не зря обратил внимание на эту шляпную булавку, - проговорила старушка голосом театральной феи, протягивая Йохиму вещицу. Она держала булавку двумя пальцами, отставив мизинец, как в старину учили девушек брать цветок или надушенный платочек.
– Это работа очень известного ювелира, жившего здесь до войны... до первой войны. Если мсье был в нашем музее, то наверняка обратил внимание... С мастером произошла удивительная история... Большая любовь, мсье, завершившаяся трагедией... И сам камень такого редкого сочного тона...

Она, наверное, много могла рассказать и о городе, и об этой булавке, которую Йохим приколол к подкладке куртки с левой стороны. Но покупатель торопился, он даже не стал торговаться, отсчитав названную

сумму и пошатываясь устремился вниз

– вспять праздничному потоку, направляющемуся к площади.

В голове у Йохима звенело, перед глазами плыли черные пятна, когда он, чудом избегая столкновения с встречными машинами, удирал домой. Он поминутно касался рукой груди, ощущая желанную добычу и пьяно улыбался: у его сердца притаился тот самый торопыга-жучок, который еще недавно стартовал в божью синеву с теплой алисиной ладони.

2

Дани поджидал Йохима у двери коттеджа.

– Ты всегда - как снег на голову! Разве можно так со стариком глядишь - удар хватит. У меня сегодня весь день мозги плавятся, - Йохим обнял друга и уже потом, оттолкнув, критически осмотрел. Дани опять стал длинноволосым блондином, выгоревшие пряди падали до плеч, а его брюки с широким ремнем, тесные в бедрах, вольно клешились от колен.

– Как я понимаю, мне срочно необходимо приобретать такой же прикид, что бы не выглядеть археологическим ископаемым... Или ты снимаешься в бразильской кинокомпании?
– подкалывал друга Йохим, радуясь, что теперь ему, наверняка, удасться обойтись без помощи психиатра.

Они провели вмести три дня, поменявшись ролями: Дани терпеливо слушал беспрерывно говорящего друга, которому просто необходимо было выговориться.

– Похоже, я прибыл во время, как пишут: "К счастью, обошлось без жертв. Спасательная команда вытащила из волн утопающего." И вот, что я тебе прежде всего скажу: ну и каша у тебя в голове, Ехи! Ты все перепутал сам и сейчас водишь меня за нос, пытаясь передернуть карты. Но опытного шулера не проведешь - на на того напал, - Дани небрежно развалился в кресле.
– Я понял по твоему единственному августовскому письму, если так можно назвать эту изящную записку с какой-то сомнительной цитатой, что ты просто перепутал адрес - тебе нужна была "служба спасения". Явился я, не подозревая, что роль психоаналитика меня так увлечет. Тем более, что уже три дня она совсем лишена текста. Но в финале - у меня большой выразительный монолог, в котором я надеюсь блеснуть. Учти, кстати, никто не стал бы пятьдесят часов кряду выслушивать эти истории о резекциях, перкуссиях, атрофиях, аритмиях - и так далее. Только за особый гонорар так что - с тебя причитается. А теперь сядь лучше на диван, старик. Да, да - поудобнее, расслабься и слушай: я рассчитываю потрясти тебя красноречием.
– Дани встал, приобразившись в доброго аолшебника:

– Слушайте, малыши, сказку про одного утенка..., нет, про мальченка... Жил-был маленький утенок - мечтательный, романтичный, но очень, очень гадкий. Ехи - "собиратель красоты". Однажды он увидел симпатичную соседскую девчушку и вместо того, чтобы уже вечером играть с ней в лапту - два года подглядывал из-за кустов, воображая бог знает что эльфов, фей, спящих красавиц и прочее. На берегу реки она сама выскочилал к нему из-за куста - "Ну, давай - знакомься!" А он опять сдрейфил и еще больше подпустил пару: "небесное создание"! "чудо"! И вот стряслось, действительно, нелепое, но, увы, весьма житейское несчастье - девочка погибла. Романтичный мальчик, к тому времени уже превратившийся в весьма задумчивого и обремененного многочисленными комплексами юношу, узнав об этом, клянется, как и положено по закону жанра, у могильной плиты, в вечной верности и мщении...

Действие второе... Наш юноша уже наполовину сбросивший оперенье "гадкого утенка", но все еще никак не чувствующий себя лебедем, вновь встречает свою мечту, свою несбывшуюся любовную, подчеркиваю любовную грезу. Он, правда, так уже истомлен

ожиданием, что готов принять любую цветочницу за свою принцессу, а здесь - ситуация совершенно исключительная. Принцесса заколдована! Он должен разрушить чары и вернуть ей красоту, царство, богатство, и - увы, жениха. Вот здесь ты, Ехи, пошел своим особым путем, передав расколдованную принцессу прямо в руки итальянского разбойника. На этом и свихнулся. Извините, малыши, что хеппи-энд не вышел!

– Ну, Дани, ты не психоаналитик, а наставник приюта для бедных сирот, банальный и злющий притом. Всех обидел. И всех вывел на "чистую воду". Лукка Бенцони не разбойник, а очень симпатичный и респектабельный господин. Я видел, как он рыдал у ее ног. А злополучный доктор Динстлер - увы, не расколдовал, а передал этому славному малому больную женщину, которую он будет любить героически, с сознанием собственной жертвы ... Ну вот тогда-то он и будет негодяем!
– неожиданно завелся Йохим.

– Ты не можешь представить себе, Дани, как она, даже такая "заколдованная" - сногсшибательно прекрасна!

– Вот, Ехи, вот. Сядь, пожалуйста, на место. Мы переходим к серьезным выводам... Из всего, что мне стало известно и о чем я уже был ранее осведомлен, могу с полной убежденностью и ответственностью постановить следующее: - Дани удержал друга, помешав ему подняться: - Спокойно, больной, будьте мужественны. Во-первых, доктор Динстлер, сегодня же, я мокну вас в пруд, а вы расправите крылья - они у вас - лебединые! Тихо, тихо, я только начал. Во-вторых. В вашей лебединой породе все не так, как у нас - простых гусей. У нас "чувиха" - у вас - "Фея", у нас "свиданка" - у вас - "встреча". У нас - жизнь, а у вас - Судьба. Уж не знаю, кто там сочиняет лебединые песни - но эта девчонка - вернее все четыре встречи с ней - твоя Судьба. Твоя лебединая песня. Простите, сударь, за высокий стиль. И не покидайте дивана, пожалуйста. Вы сейчас можете упасть, потому что, в-третьих, Ехи, прекрати выпендриваться и лгать, прекрати отбиваться обеими руками от очевидности - ты любишь ее!. Любишь так, как умеют, естественно, только лебеди, выполняя предписанное Судьбой. Все. Можешь встать.
– Дани сел рядом с другом. Ну а тот и не мог подняться.

В синем бездонном пространстве он явственно увидел огненную линию, сворачивающуюся в круг и услышал щелчек, с которым этот круг, искря на стыке, сомкнулся. Концы сошлись! Он любит, он всегда любил и будет любить Ее, кто бы и где бы она не была.

Утром друзья прощались в некотором замешательстве.

– Как же мне теперь, Дани? Что делать-то? Ждать? Преследовать ее? Добиваться? Забыть?

– Не сможешь ты, лебедь умирающий, преследовать и добиваться. Сиди, значит и дожидайся, когда Судьба сама явится - она у тебя мудреная.

– А если уже нечего ждать - круг замкнулся?

– Ну, тогда доживай в скорбях и трудах праведных И попробуй быть как все. Знаю, вам - лебедям, это трудно. Вот и осваивай новую линию - подвиг смирения...
– Дани подмигнул, - Между прочим, Сильвия с Нелли обещают устроить нам веселое Рождество. Имей в виду, лебедь.

3

Как ни странно, Йохиму стало дышаться легче. Он теперь знал, что любит и раскручивать весь сюжет назад на предмет выявления признаков любви доставляло ему странное удовольствие. Он только сейчас понял, что такое любовь, содрогаясь от мысли, что и Ванду и Нелли принимал за возлюбленных. Он научился ревновать, вспоминая чужие фиалки в комнате Алисы, наверняка, чрезвычайно ей дорогие. Он задним числом стал коллекционировать мельчайшие знаки внимания, которые как драгоценные реликвии собирают все влюбленные. Алисин особый взгляд, когда он заявил о своей некрасивости, ее опровержение и, как она определила его?
– "обаятельный!" Да - обаятельный. Еще она сказала, что у него золотые руки и долго рассматривала ладонь. Подумать только, Она держала эту руку в своих руках! А ее израненные губы под его "штопающими" напряженно-сосредоточенными пальцами...