Бегущий по лезвию бритвы (сборник)(др.перевод)

Дик Филип Киндред

— Вы готовы? — спросил фон Фогельсанг, сидящий на месте пилота. — Можем ли мы начать траурное путешествие к месту вечного упокоения мистера Глена Ранкитера?

Джо простонал и отвернулся к окну, сосредоточив все свое внимание на здании космопорта.

— Полетели, — сказал Эл.

Когда они были в воздухе, фон Фогельсанг нажал одну из клавиш. Из многочисленных динамиков, размещенных в кабине, поплыли звучные аккорды «MISSA SOLEMPIS» Бетховена.

— Ты знаешь, что Тосканини, дирижируя оркестром, имел привычку

подпевать исполнителям? — спросил Джо. — Его можно слышать в записи «Травиаты».

— Нет, я не слышал, — ответил Эл. Он смотрел на проплывающие под ними жилые блоки Цюриха. Джо заметил, что и сам он тоже присматривается к этому движению.

— LIBEGA ME, DOMIPE, — сказал он.

— Что это значит?

— Это значит: «Смилуйся надо мной, Господи». Ты что, не знал? По-моему, это всем известно.

— С чего это тебе пришло в голову?

— Из-за музыки. Чертова музыка! Выключите динамики, прошу вас, — обратился он к Фогельсангу. — Ранкитер все равно не слышит. Слышу только я, а я ее слушать не хочу. С тебя ведь тоже достаточно, правда? — спросил он Хэммонда.

— Успокойся, Джо, — сказал Эл.

— Мы везем нашего шефа в заведение, именующееся Мораторием Возлюбленных Собратьев, а ты мне толкуешь про спокойствие. Знаешь, Ранкитеру вовсе не нужно было ехать с нами на Луну. Он мог бы просто послать нас, а сам остаться в Нью-Йорке. Но он поехал, и вот теперь человек, который лучше всех нас умел пользоваться такой штукой, как жизнь, стал…

— Ваш темнокожий приятель дал вам хороший совет, — вмешался фон Фогельсанг.

— Это какой же?

— Чтобы вы успокоились. — Он открыл крышечку на пульте управления геликоптера и вручил Джо разноцветную пастилку. — Прошу вас, угощайтесь, мистер Чип.

— Жевательная резинка с успокаивающим действием, — задумчиво прочел Джо на обертке. — Со вкусом абрикоса. Пожевать мне ее? — спросил он у Хэммонда.

— Обязательно, — сказал Эл.

— А вот Глен в подобной ситуации никогда не прибегнул бы к успокаивающим средствам. Он вообще никогда не пользовался транквилизаторами. Знаешь, Эл, я сейчас понял, что он пожертвовал жизнью ради нас.

— Да, — ответил Хэммонд. — Мы приехали.

Геликоптер начал снижаться к посадочной площадке, обозначенной на крыше здания.

— Как ты думаешь, тебе удастся взять себя в руки?

— Да, когда я услышу голос Ранкитера, — сказал Джо. — Я должен удостовериться, что в нем еще сохранилась какая-нибудь искра жизни или полужизни.

— Не беспокойтесь, мистер Чип, — добродушно сказал владелец моратория. — Обычно мы получаем вполне удовлетворительный поток протофазонов. По крайней мере, поначалу. Только потом, когда срок полужизни истекает, наступает печальная минута. Но при разумном планировании общения этот момент можно отсрочить на много лет.

Он включил открывание дверей и заглушил двигатель геликоптера.

— Приветствую

вас в Моратории Возлюбленных Собратьев, — торжественно произнес фон Фогельсанг, пропуская их вперед, к выходу на крышу. — Мой секретарь, мисс Бисон, проводит вас в гостиную. Там вы сможете подождать, а цвета стен позволят вам вернуть ощущение покоя. Они очень хорошо действуют на подсознание. Как только с мистером Ранкитером установят контакт, я доставлю его вам.

— Я бы хотел присутствовать на всей процедуре, — сказал Джо. — Я хочу видеть, как его станут оживлять.

— Может быть, вы попытаетесь объяснить вашему другу… — обратился фон Фогельсанг к Элу Хэммонду.

— Нам придется подождать в гостиной, — твердо произнес Хэммонд.

— Ты ведешь себя как дядюшка Том, — ответил Чип, бросив на него яростный взгляд.

— Все моратории работают таким образом, — заметил Эл. — Пошли в гостиную.

— Сколько нам ждать? — спросил Джо у владельца моратория.

— Мы будем точно знать ситуацию через пятнадцать минут. Если через это время не удастся поймать четкий сигнал…

— Вы намерены ловить его сигналы только пятнадцать минут? — спросил Джо и повернулся к Хэммонду: — Они собираются потратить всего пятнадцать минут на оживление человека, который лучше нас всех, вместе взятых… — Ему хотелось разрыдаться. — Пойдем, Эл, — выдавил Джо. — Пойдем…

— Это ты иди за мной, — ответил ему Хэммонд. — Пошли в гостиную.

Джо поплелся за ним.

— Хочешь сигарету? — спросил Эл, усадив его на диван, обтянутый искусственной кожей, и протянул пачку.

— Они истлели, — сказал Джо. Ему не требовалось проверять это. Он просто был уверен.

— Да, действительно. Как ты узнал? — спросил его Эл, пряча пачку в карман. С минуту он ждал ответа. — Ты впадаешь в отчаяние легче любого другого из знакомых мне людей. Нам просто повезло, что мы остались живы. Мы все тоже могли бы сейчас лежать в холодильниках, а Ранкитер сидел бы в этой размалеванной дурацкими цветами комнате.

Он покосился на часы.

— Все сигареты в мире истлели, — проговорил Джо. Он посмотрел на свои часы: прошло десять минут. В его мозгу, как серебристые рыбки, плыли печальные мысли. Потом вместо них пришел страх. — Если бы Ранкитер был жив и сидел в этой комнате, все было бы в порядке. Непонятно только, почему я в этом так уверен.

Джо попытался представить себе, что в данный момент техники делают с телом Ранкитера.

— Ты помнишь, кто такие дантисты? — обратился он к Хэммонду.

— Да, я знаю, чем они занимались.

— Раньше у людей портились зубы.

— Я знаю, — ответил Эл.

— Отец мне рассказывал, как он переживал, сидя в приемной у дантиста. Каждый раз, когда открывалась дверь, он думал: ну, вот сейчас… Он всю жизнь этого боялся.

— Именно это ты сейчас и чувствуешь? — спросил его Эл.