Белая башня
Шрифт:
— Мы? Вы себя-то видели?
Ирграм пожал плечами.
— Хотя да… кажется, понимаю. Когда постоянно имеешь дело с чьей-то смертью, это накладывает отпечаток. Что вы чувствовали?
Послать его? Карраго отступит. Он никогда не идет напролом, предпочитая обходные пути. Обиду затаит? А не плевать ли на нее?
С другой стороны…
— Больно было. И страшно. Еще я умер. Это неприятно. Потом ожил. Это тоже неприятно. Мне казалось, я просто избавился от клятв, а потом… потом что-то пошло не так. Я начал меняться, — он расправил руку, которая
Ни морщин.
Ни линий. Даже пальцы и те лишились узоров своих. И кости стали тоньше, но явно крепче. Ногтевые пластины потемнели и вытянулись. И это уже не ногти — когти.
Весьма острые.
В остальном Ирграм тоже переменился, но как-то раньше не воспринимал это столь остро. Столь…
— Что ж… мне такой способ, пожалуй, не подходит. Очень как-то ненадежно звучит. Умереть. Воскреснуть, — Карраго протянул руку. — Позволите? Больно не будет. Обещаю.
— Пару экспериментов?
— Как сказала бы одна юная дева, не удержался бы… да, пожалуй, там, в Городе, я бы вас изучил. И вряд ли бы вам пришелся по вкусу процесс… но мы здесь.
Сила Карраго тяжелая.
Неприятная.
Она обволакивает кожу, просачиваясь внутрь, медленно и тяжело, причем судя по ощущениям, Карраго эту силу проталкивает. И ему нелегко. Вон, на лбу проступил пот. И выражение лица такое, упрямое. Сила пробивается.
Сила вызывает зуд.
И еще желание потянуть её на себя.
— Это… лишь анализ… обычный… хотя никогда прежде не давался он мне так тяжко… вы воспринимаетесь двояко. И мертвым. И живым. Не уверен, что это хорошо. Не могу сказать, что плохо… третье состояние.
Сила медленно растекается.
Теперь Ирграм чувствует её в крови или что там кровь ему заменяет. Сила ползет по ней, медленная, как эта кровь. И тягучая.
А Карраго и дышит-то с трудом.
Из горла его вырывается сип. А вот Ирграм… Иргам тоже видит. Не так, как прежде, когда он был магом, но все одно ясно.
Черные пятнышки изнутри.
Одни облепили сердце.
Вытянулись вдоль сосудов.
Собрались в груди, под сердцем.
Бляшки виднелись в животе.
На горле.
В руках.
В голове тоже, но пока редкие. Они разъедали… нет, пожалуй, не плоть. Силу. Она и шла-то неровным потоком, да и мутная сама, пусть пока муть едва ощущалась. Ирграм не удержался и потянул её к себе. Осторожно так…
Муть всколыхнулась.
Закружилась.
И Карраго замер.
— Что…
Поток силы устремился к Ирграму. Сквозь него. Через кровь, эту кровь наполняя и заставляя бежать быстрее. Он сглотнул кисловатую слюну.
— Что ты… — Карраго попытался отпрянуть, но такие тонкие нечеловеческие пальцы Ирграма крепко обхватили запястье. И притянули ослабевшего мага к себе.
— Тише, — произнес Ирграм мягко, укладывая тело на мох. И сам опустился рядом. — Тише…
Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Прямо как учили. Вот сила,
Его силе?
Сути.
Он облизнул клыки. И потянул больше. Правда, подумав, взял мага за вторую руку, замыкая круг.
Поток силы Ирграм направил. Ввысь, к сердцу, потом через легочное древо и в хитросплетения кровеносных сосудов, позволяя ей дробиться по древу капилляр. А потом, собрав, связав нити потоков воедино, Ирграм отправил силу по нисходящей линии обратно к магу.
Эксперимент? Пусть будет эксперимент.
И даже с участием Ирграма.
Все, как хотел Карраго.
Глава 27
Глава 27
Винченцо
Ирграм вернулся. В одной руке он держал мешок, сотворенный из куртки Карраго, во второй — охапку тонких стебельков. На плече его висел сам маг, которого Ирграм стряхнул на землю.
— Что с ним? — в глазах Миары мелькнула тень интереса.
— Голова закружилась, — Ирграм положил куртку рядом. — В обморок упал. Переутомился. Наверное. Чеснок вот. И другое.
— Чеснок? И дикая морковь… её порой путают с вехом ядовитым, у них и запах немного похож.
Содержимое куртки заинтересовало Миару куда сильнее Карраго. А вот Винченцо к магу подошел. Обморок? Как бы не так… возраст возрастом, но не настолько же Карраго ослаб. Напротив, выглядел он весьма бодрым.
Тут же…
Чуть бледноват, но дышит ровно, сердце тоже бьется спокойно, и похоже, что маг спит. Но нет, это не сон, а действительно обморок, причем глубокий. И силовой каркас нестабилен, словно он взял вдруг да и выплеснул всю силу до капли, даже больше. Правда, Карраго восстанавливался и стремительно, что было хорошо.
— Он будет зол? — Миара перебирала травки, откладывая нужные в сторону.
Пара мгновений, и в котел полетело что-то.
— Будет. Наверное. Сам хотел эксперимент…
— Это да… что ж, ты, главное, на глаза не показывайся, а там как-нибудь, — она сунула чеснок Ирграму. — Помыть бы надо. Я не привыкла есть похлебку с землей. И морковь возьми.
— Больной ты мне нравилась больше, — проворчал тот.
— А ты прежде не впечатлял совершенно. Сейчас вот другое дело. Сейчас ты просто-таки необычайный интерес вызываешь.
— Тоже хочешь в эксперименте поучаствовать?
Раньше Ирграм в жизни не осмелился бы спорить.
— Почему бы и нет, — оскалилась Миара. — Эксперименты двигают науку… путь познания, что там еще?
А сейчас… он вдруг припал к земле, сжался, явно готовый ударить. И не боящийся удара. Винченцо ощутил исходящую от нежити… ненависть? Нет, скорее жажду. Желание дотянуться до этого, уже не белого, покрытого потом и грязью, горла. Сдавить его, при том вглядываясь в глаза, выискивая в них… что-то важное, конечно, иначе зачем?