Белая чума
Шрифт:
Бекетт написал под каракулями: «Мне не известен». Он подписал это своим полным именем и званием.
Под этой страницей была еще одна, с президентской печатью. Она была адресована Бекетту, и на ней стоял только штамп НСБ в конце текста, без имени. Она гласила: «Попытайтесь выяснить у Годелинской или Лепикова, почему Советский Союз закрыл отдельные районы за Уралом. Этому есть спутниковое подтверждение. Москва на наши вопросы отвечать отказывается».
Под этой была еще одна подобная страница с кратким вопросом: «Где может скрываться О'Нейл?»
«Значит, они убедились, что
Последняя страница, тоже проштампованная неподписанной рамкой НСБ, спрашивала просто: «Как насчет искусственного оплодотворения?»
«И как, черт возьми, прикажете это понимать?» – недоумевал Бекетт.
У него не было сомнений, что власти спрятали другие женские популяции. Он знал по меньшей мере еще об одной, в Карлсбаде. Рассматривает ли правительство возможности восстановления популяции? Сколько женщин умерло там снаружи, в Соединенных Штатах?
Чем больше Бекетт об этом размышлял, тем злее становился. Он нацарапал поперек последней страницы: «Что означает этот вопрос? Что делается там, снаружи?»
Лишь после этого Бекетт попытался заснуть, зная, что сон будет краток и что через час придется вставать.
На самом деле поспал он всего лишь двадцать пять минут, вскочив с кровати, чтобы записать серию памяток к таинственным вопросам НСБ. Первая памятка предлагала им попросить этого Пирда выследить религиозного чудака Маккрея, напомнив ирландцу, что им понадобятся женщины, чтобы проверить все, что произведет их лаборатория.
По вопросу Доэни Бекетт написал: «Ради Бога, спросите ирландцев». В ответе на этот вопрос он мог выместить свою злость.
По советскому вопросу Бекетт ответил просто: «Сделаю».
На вопрос о том, где может прятаться О'Нейл, он написал: «Запросите Ирландию или Англию. Он захочет увидеть эффект своей мести. Сомнительно, чтобы он говорил по-арабски. Ливия маловероятна. Или же он может влиться в какую-нибудь городскую популяцию здесь, изображая отщепенца. Обсужу это с полной Командой».
На вопрос об искусственном оплодотворении Бекетт спросил: «Что имеется в виду? Что мы должны рассмотреть?»
Под конец Бекетт написал: «Есть ли что-нибудь новое о том, как О'Нейл распространяет свое заболевание? Если нет, то в ближайшее время я обсужу это со своей Командой».
Заканчивая, Бекетт перечитал свои памятки, раздумывая над вопросами. В них чувствовалась паника, беспорядочный поиск.
«Нам нужна организация, – подумал он. – И очень быстро».
Как это зачастую происходило в мозгу Бекетта, когда его мысли сфокусировались на подобной настоятельной необходимости, его посетила внезапная вспышка интуиции относительно Данзаса: «Организованный человек».
Данзас был человеком, рожденным не то чтобы не в свое время, но не в том месте. По всем правилам ему нужно было родиться в северном Нью-Хемпшире или в штате Мэн. Под маской француза скрывался толстолобый американец – сварливый, подозрительный, держащий язык за зубами, использующий свой акцент скорее как щит, чем как подмогу в общении. Или, можно было возразить, Данзас родился как раз там, где положено, а сходство с твердолобым американцем было продуктом социального совпадения. Бекетт слыхал, что Бретань
Интуиция подсказала Бекетту, как наилучшим образом работать с Данзасом. Как следует искать сильные стороны этого человека и как их использовать.
Меньше пустопорожней болтовни. Разделять его предрассудки. Поставить его ответственным за организацию ключевых элементов нашего проекта.
«Придется выяснять его кулинарные привязанности», – подумал Бекетт.
Не сосредоточиваясь на этом сознательно, Бекетт привел себя в порядок. Ему было нужно превратить команду в работающую структуру, чтобы выжать максимум возможного из отдельных ее членов. Тот случай, когда целое больше, чем арифметическая сумма его составляющих.
13
Слава! Слава дерзким фениям!
За две недели до демонстрации на Эчилле Джон был готов покинуть свое убежище в Балларде. Он знал, что ему следует тщательно замести следы. Розыски его будут массовыми и международными. Широкий размах поисков предполагал, что его местоположение будет установлено достаточно быстро. Оказание давления на любого, кто был с ним в контакте, даже на его инструктора до фальшивкам в Сент-Луисе, гарантировало, что ни один секрет не продержится достаточно долго. У него не было иллюзий насчет повиновения правительств его приказам.
Новый паспорт был изготовлен с особой тщательностью. Джон сделал его из паспорта Мери, взяв документ из футляра, где были также документы Джона О'Нейла и отдельные паспорта для двойняшек. Он не смог бы объяснить, почему выбрал именно паспорт Мери, но тщательно спрятал неиспользованные документы за подкладку чемодана.
Работая над фальшивкой, Джон вспомнил слова Мери о том, что обладание собственными паспортами заставит двойняшек почувствовать себя более значительными.
Воспоминания были странно перемешаны. Он чувствовал себя соглядатаем, всматривающимся в тайные радости ближнего и без разрешения сующим нос в чужие личные дела. Но Джон мог вспомнить радость двойняшек, сравнивающих свои фотографии, демонстрирующих свое умение читать и писать, важно выводящих свои подписи на соответствующих линиях.
Завершив химическую подчистку паспорта Мери, Джон почувствовал, что теперь окончательно вычеркнул ее из этого мира. Он полез в секретное отделение чемодана и посмотрел на три книжечки в синих обложках с золотым тиснением на них. Паспорта были реальны. Но сколько содержится в них от реальной личности? Если он очистит их, сделает ли это их бывших обладателей еще более нереальными? Джон пристально всмотрелся в кодированную перфорацию на паспорте Мери. Смех и счастье от получения этих документов были частью той кинопленки, что прокручивалась в его черепе. Он мог видеть Мери, вручающую паспорта каждому из-детей, сначала Кевину, потом Мейрид.