Белая ферязь
Шрифт:
Мне подали плед, я закутался, и, кажется, стало легче.
— Мне бы попить чего-нибудь.
В поезде есть буфет, нельзя императорскую фамилию оставлять без пропитания даже на час. И быстренько-быстренько мне принесли бутылку сельтерской воды. Хорошая вода, приятная, вкусная.
Я привстал, посмотрелся в зеркало. Бледный? Скорее, красный. Но не очень красный. Слегка.
Наконец, мы прибыли на вокзал, опять не простой, а царский. Исключительно для императорской фамилии. Роскошь? Но зато движение по обычной ветке не перекрывается, людей из обычного вокзала не выгоняют, у них своя дорога, у нас своя.
Во дворец
— Что ты сказал, Алексей? — это Mama, встревожена. Щупает мой лоб, слегка успокаивается.
— Быстро едем.
— Едем? Мы уже приехали!
Я осмотрелся. И в самом деле, я в своих покоях. Две комнаты, вот мои покои во дворце. Спальня и гостиная. Это ещё шикарно, у сестер две спальни на четверых.
— Я задремал. Устал. Волновался сильно.
Мне стали мерить температуру. Градусник сунули в рот, пришлось молчать.
Молчу.
Доктор Деревенко посмотрел на результат, и остался доволен.
— Типичная премьерная лихорадка, ваше императорское величество.
— Премьерная?
— Да. У выдающихся артистов в день премьеры нередко наблюдается озноб, слабость, иногда даже повышается температура. Чем больше талант, тем выраженнее премьерная лихорадка. Господин Шаляпин так весь горит. Но проходит бесследно на следующий день. Некоторые считают, что подобная встряска идёт организму на пользу, что-то вроде проветривания. Утром я посмотрю его, но уверен, что всё будет хорошо.
Уверенность доктора передалась и Mama.
— Но мы можем чем-то помочь бэби?
— Покой. Клюквенный морс. И ничего более. Ночью я проведаю пациента, но лишь для подтверждения диагноза.
Вот и славно. Хотя переболеть гриппом в легкой форме, может, и неплохой вариант. Потом придет испанка, а у меня уже иммунитет!
Здесь ведь прививок почти нет. Ни от кори, ни от коклюша, ни от гриппа. Болел я корью, нет? Я хотел спросить Владимира Николаевича, но не успел. Уснул.
Глава 6
12 января 1913 года, суббота, Царское Село
Думать быстро, бегать медленно
— Да, ma tante, — сказал я. — Непременно. Как можно без разрешения?
— Вот и умничка, — ответила великая княгиня Ольга Александровна.
Я попросил тётю помочь, и она помогла — нашла издателя для «Трёх поросят», обсудила условия, проверила проект договора. Тётя из Романовых одна из самых работящих, трезвомыслящих, и знает реальную жизнь.
Осталось утвердить псевдоним, и утвердить его должен Papa. Собственными именами мы подписываться не можем, это не принято. My uncle Константин Константинович (тоже, разумеется, великий князь) свои поэтические и драматические произведения подписывает инициалами «К. Р.», но если мы все пятеро подпишемся инициалами, получится абракадабра. А. Р. О. Р. Т. Р. М. Р. А. Р. Др-др-др-др, так мой названный друг Коля играет в машинки. Коля — это сын доктора Деревенко, которого родители определили мне в друзья. Решили, что мне нужен друг. Ему шесть лет, мне восемь. Я буду командовать, он подчиняться. Такая вот комбинация.
Мы — это я и сёстры. Сёстры внесли в окончательную редакцию сказки немалые добавления, переложили
«Барон А. Отма» — предложил я, сестры согласились, но окончательное решение — за Papa.
То, что мы делаем, конечно, не секрет. Какой может быть секрет во дворце? Зачем, Алексей, тебе это нужно, спросил давеча Papa. Во-первых, ответил я, хочу, чтобы все дети нашей великой державы узнали эту сказку. Одобряю, сказал Papa. Во-вторых, вся прибыль, полученная от продаж, пойдет на спасательную экспедицию, выручать капитана Седова и его товарищей. Тогда, в Спале, я пообещал: если выживу, сделаю всё, чтобы им помочь. Кому обещал, спросил Papa. Себе, ответил я. Одобряю, во второй раз сказал Papa. Но если дело в этом, ты можешь снарядить экспедицию на собственные средства, я дам разрешение. Нет, Papa, я хочу, чтобы как можно больше людей в этом участвовали. Весь народ. Потому на книжке и будет надпись, куда пойдёт прибыль, пусть знают: покупая книжку, они делают доброе и нужное дело.
Одобряю, в третий раз сказал Papa. На том вчерашний разговор и закончился, и я думаю, что барон А. Отма получит путёвку в жизнь. А нет, тогда пусть псевдоним придумывает Papa.
Планов у меня громадьё. Да только что может восьмилетний мальчик, даже если он — цесаревич?
Вот, к примеру, хотелось бы перевести в швейцарский банк миллион рублей в золотом эквиваленте, подстелить соломки. На всякий случай. У меня есть миллион рублей, это я знаю наверное, но распоряжаться им до совершеннолетия нельзя. Хорошо хоть, цесаревич признается совершеннолетним в шестнадцать лет. Но шестнадцать мне исполнится в двадцатом году, а революция когда была? То есть будет? В семнадцатом, то-то. Вообще, тут всё сложно. Тётю, к примеру, принято звать по-французски, ma tante, а дядю по-английски, my uncle. Почему? Так уж заведено. Кем, когда, почему? Заведено, и всё.
С языками в семье у всех хорошо. Для Mama родные немецкий и английски, по-русски она говорит с акцентом, но — говорит. Дома мы все говорим по-русски. Стараемся говорить. Ещё Mama говорит по-французски, но отлично или нет, не могу судить. Papa тоже знает английский, немецкий, французский, а ещё датский. Бабушка у нас датчанка. То есть для Papa она не бабушка, а мама, вот и выучила нечувствительно. Многие ли российские властители в двадцать первом веке будут знать четыре иностранных языка? А туда же, пишут, что Papa был недалеким туповатым солдафоном, а то и вовсе алкоголиком.
Хотя армией Papa интересуется, что есть, то есть. Любое нововведение старается опробовать на себе. С полной выкладкой сделать двадцативёрстный марш? За милую душу. Проверить на себе, хорошо ли кормят солдат? Легко! Приедет в полк, и проверит. Винтовку с закрытыми глазами и разберёт, и соберет, нормативы по стрельбе выполняет на отлично. Приёмы штыкового боя знает превосходно. Умеет читать топографические карты, знает основы военной тактики. Думаю, что из него получился бы хороший капитан, даже полковник, каким он, собственно, и является. Слуга стране, отец солдатам. Хотя всё это — теории. Я-то армии не знаю. Мне, тамошнему, семнадцать лет. Было. И я к службе негоден, и потому не готовился совершенно. Откуда мне знать, как оно на самом деле в армии. Тем более, до революции.