Белая королева для Наследника костей
Шрифт:
Потому что правда смотрит на меня с обратно стороны льда, и ее невозможно-синие глаза полны мертвого ужаса.
Я хочу убежать.
Я хочу скрыться от этого кошмара.
Я хочу забыть эту правду.
Я хочу не знать, что… мертва.
Боги, никогда в жизни я так сильно не сожалела о своей настойчивости. Потому что правда убивает меня снова всякий раз, как жажда жизни воскрешает для очередного вздоха. Сердце стучит все медленнее, покрывается коркой льда. Я прижимаю ладони к груди в бессильной попытке хоть немного согреть его сквозь собственную
— Раслер… — зачем-то шепчу его имя.
Он не может меня услышать.
Что он натворил?
— Лишь ответил на твой зов, — печально отвечает «она» на мой невысказанный вопрос.
Я медленно оборачиваюсь — и вижу «ее».
Вижу себя.
В том же богатом наряде, в котором покоюсь под коркой льда.
«Она» грустно улыбается, поворачивает голову — и я вижу огромную кровавую рану в белоснежных спутанных волосах. Ее боль отражается во мне, заставляет прикоснуться к тому месту, куда меня якобы «стукнула копытом лошадь».
— Не было никакой лошади? — спрашиваю я.
«Она» согласно кивает.
— Логвар убил меня? — Этот вопрос пронает меня насквозь. Чувствую себя бабочкой, которую насадили на раскаленную булавку, но которая по странной воле Богов осталась жива.
— Они все убили тебя, — поправляет «она».
Они?
— Мьёль…
Его голос. Здесь. Так близко, что сердце делает последний удар, прежде чем замереть для моего короля.
— Откуда ты? — спрашиваю я, боясь обернуться.
— Разве это имеет значение? — вопросом на вопрос отвечает он. — Что ты здесь делаешь?
Я медленно, боясь развалиться на осколки, поворачиваюсь.
И стону от боли. Умираю снова и снова, глядя на то, чем стал мой возлюбленный.
Его лицо покрыто тонкой паутинкой черных сосудов, глаза сверкают мертвым безумством. Они еще более сиреневые, чем раньше, как будто внутри него появилась какая-то новая, более разрушительная сила.
Он одет в одну сорочку и, кажется, совершенно не мерзнет, хоть вокруг нас бесится северная зима.
— Зачем ты вернул меня? — Вопрос застревает в горле, замерзает до состояния куска льда, который напрочь лишает меня возможности говорить.
— Это не имеет значения, Мьёль, — говорит Раслер.
— На этот раз я хочу ответов, мой король.
— Ответы — это лишь ключи к дверям в другую реальность. Они ничего не меняют. Они ничего не решают для нас.
— Для меня они решают все.
Я решительно настроена довести этот разговор до конца, узнать так много, как смогу, даже если ради этого придется сделать ужасные вещи.
Раслер горько усмехается и мягкой походкой направляется ко мне. Я предупреждающе выставляю вперед руку. Пальцы покрыты инеем, и его, как ни старайся, не стереть. Он словно часть меня. Часть той боли, которая выросла внутри, и которая свела меня с ума.
— Ответь или, клянусь, я тебя убью.
Мне противно за эту бессмысленную угрозу. Мы оба знаем, что мне ни за что не выполнить угрозу.
— Я уже мертв, Мьёль, — совершенно безразлично заявляет Раслер. — Осталось совсем немного,
Я не желаю.
Я кричу от удушливой пытки собственной любовью.
Что бы ни натворил этот мужчина — я принадлежу ему. И я готова умереть вместе с ним. Снова.
— Иди ко мне, моя Белая королева, — предлагает он. Не просит, но дает мне время решиться на этот шаг. — Не делай меня пустым.
Мне не нужны долгие раздумья и потуги делать вид, будто я стою перед сложным выбором. Мы оба знаем, что между нами существует незримая связь. Вероятно, всему виной его теургия, которая уже давно часть меня самой. Так или иначе, но Раслер в моих мыслях и он знает, что единственное, чего я страстно желаю в эту минуту — чувство принадлежности ему.
Я делаю всего шаг — и он подхватывает меня. Крепко прижимает к груди, улыбается мне в макушку. У меня так много непролитых слез, что, кажется, могу плакать бесконечно.
— Не стоит горевать о том, чего уже не исправить, Мьёль, — читает в моих мыслях Раслер.
Он прав, как всегда.
Прижимаюсь к нему всем телом, растворяюсь душой. Он — моя жизнь. Мое сладкое проклятье, для которого я открыта всем сердцем. Мой король и мой муж, мое наказание и прощение. Моя единственная надежда на успокоение.
— Я не дам тебе умереть, — шепчу я в складки его сорочки на груди.
— Ты должна, Мьёль, — отвечает он. — Ты властна над многими вещами в Северных просторах, моя Белая королева, но я отдал себя Костлявой, и в ее мертвом царстве все подчинено лишь ее воле. Нет смысла сражаться с непобедимым противником. Я давно обречен и приму свою участь с радостью.
Я упрямо мотаю головой, и ему приходится поймать мое лицо за подбородок. Сиреневый взгляд прекращает попытки сопротивляться, в нем тонут все мои печали и горести. Странно, но сейчас прикосновения Раслера куда более болезненные, но они доставляют мне настоящее удовольствие. Словно безумная тянусь к нему, вставлю на цыпочки, чтобы прижаться щекой к его ладони. Он режет, убивает и воскрешает одновременно.
— Я люблю тебя, моя Белая королева, — шепчет мой умирающий возлюбленный. — Так сильно, что тяжело дышать. И мне так жаль, что я осознал это слишком поздно для нас обоих.
— Ты не пойдешь ни к Костлявой, ни к любой другой богине или богу! — Мой крик стынет на губах, и Раслер стирает его поцелует.
Мы наконец-то становимся одним целым.
«Закрой глаза, Мьёль», — слышу его голос у себя в голове. Покоряюсь, ощущая себя лепестком на ветру.
Его поцелуй — моя бесконечность. Я готова умирать и воскресать снова и снова, если после каждого возвращения у меня будет сладость и горечь его губ. Это больше, чем любовь. Мы связаны болью, у нас — одни на двоих сломанные крылья. И даже если мы самые ужасные люди на всем белом свете — наша любовь самое прекрасное, что когда-либо рождал этот насквозь прогнивший жестокий мир. Потому что в ней мы находим себя.