Белая кошка

Блэк Холли

Сколько пафоса. Качаю головой, но не спорю.

— Ладно, но от чего ты меня защищаешь?

— От тебя самого.

И тут он смотрит прямо мне в глаза. На мгновение вижу перед собой того самого безжалостного громилу, которого все так боятся, — губы сжаты, желваки напряглись, темная прядь упала на лицо. Но он наконец-то смотрит мне в глаза, после стольких лет.

— О себе лучше позаботься. Я уже большой мальчик.

— Так тяжело без папы. Обучение Баррона и Уоллингфорд стоят уйму денег. А сколько уходит на маминых адвокатов!

У деда были кое-какие сбережения, но пришлось все потратить. Я теперь главный и стараюсь изо всех сил. Кассель, я не хочу, чтобы наша семья испытывала нужду, чтобы мой сын бедствовал.

Филип отпивает из чашки и тихонько смеется, глаза у него блестят. Похоже, хорошо накачался, раз так треплет языком.

— Понимаю.

— Приходилось рисковать. Кассель, признаю, ты был мне нужен. Нам с Барроном и сейчас нужна твоя помощь в одном деле.

Вспоминаю, как Лила в моем сне просила о помощи. Слишком все запуталось, у меня кружится голова.

— Вам нужна моя помощь?

— Просто доверься нам. — Смотрит на меня покровительственно, старший браг учит младшего уму-разуму.

— Я доверяю собственным братьям. — По-моему, прозвучало вполне невинно, даже без сарказма.

— Вот и хорошо.

Филип сгорбился на стуле. Сейчас он совсем не похож на крутого парня и кажется грустным, усталым и почему-то обреченным. Что же происходит? Не ошибся ли я? Вспоминаю, как в детстве бегал за ним по пятам, радовался любому проявлению внимания, даже приказам. Доставал пиво из холодильника, открывал банку и с улыбкой ждал короткого снисходительного кивка.

Вот и сейчас пытаюсь его оправдать, опять жду покровительственного кивка только потому, что он наконец посмотрел мне в глаза.

— Скоро все для нас изменится. Радикально изменится. Больше не придется сводить концы с концами.

Филип взмахивает рукой, падает один из бокалов, тоненький розовый ручеек растекается по белой скатерти. Он даже не заметил.

— Что изменится?

Брат оглядывается на гостиную и встает, пошатываясь.

— Пока не могу тебе сказать. Пообещай сидеть тихо и ничего не говори маме.

Вздыхаю. Порочный круг — сам мне не доверяет, но хочет, чтобы я ему доверял. Требует подчинения. Опять приходится врать:

— Ладно, обещаю. Согласен, семья прежде всего.

Встаю и вдруг замечаю что-то на дне опрокинутого бокала. Трогаю пальцем белый липкий осадок. Кто отсюда пил?

Маура против, Баррон тоже, но я все равно волоку деда к машине. Сердце бьется как бешеное. Нет, спасибо, я не останусь спать на диване в кабинете. Говорю им, что совсем не устал, вру про свидание, которое дед якобы назначил на завтра престарелой вдове. Старик ужасно тяжелый, его так накачали вином и какой-то дрянью — он почти ни на что не реагирует.

Осадок в бокале. Это Филип, совершенно точно. Но зачем?

— Оставайся ночевать, куда ты едешь? — в тысячный раз

повторяет Баррон.

— Осторожно, ты его уронишь.

— Так помоги.

Филип тушит сигарету о перила и подставляет деду плечо.

— Верни его в дом, — ворчит Баррон. Они переглядываются, и брат хмурится. — Кассель, как ты будешь старика транспортировать, если тебе уже сейчас его без Филипа не поднять?

— Он протрезвеет.

— А если нет?

Филип тянет бесчувственное тело к машине.

Собрался мне помешать? И что, спрашивается, делать? Но брат открывает дверь, помогает втиснуть деда на сиденье и пристегнуть ремень.

Выруливаю на дорогу, позади стоят Баррон, Филип и Маура. Господи, какое облегчение: свободен, почти вырвался.

Громко-громко звонит телефон. Я вздрагиваю, а дедушка и ухом не ведет. Но вроде он еще дышит.

— Алло, — беру трубку, даже не посмотрев кто.

Где тут ближайшая больница? Надо ли туда ехать?

Филин с Барроном не стали бы убивать деда, во всяком случае не у Филипа дома. А даже если бы и стали — зачем тогда уговаривать меня переночевать, оставлять умирающего на диване в собственной гостиной?

Не стали бы, точно не стали бы. Повторяю это как заклинание.

— Кассель, ты слышишь? Это Даника и Сэм, — шепчут из мобильника.

Долго я уже молчу, интересно? Смотрю на часы.

— В чем дело? Три часа ночи.

Даника отвечает, но я почти не слушаю. Чем можно человека вырубить? Снотворным? В сочетании с алкоголем — убойная сила.

На том конце провода примолкли.

— Что? Повтори-ка.

— Я говорю, у тебя кошмарная кошка, — медленно и раздраженно повторяет Даника.

— Что случилось? Она в порядке?

— Да с ней все нормально, — смеется Сэм, — но в комнате у Даники на полу лежит мертвая коричневая мышка. Твоя кошка откусила голову у нашей мышки.

— Хвостик тоненький, как веревочка.

— Той самой мыши? Легендарной мыши, на которую уже полгода ставят?

— А что случается, когда все проигрывают? Никто же не угадал. Кому платить?

— Да о чем вы? — сердится Даника. — Мне-то что теперь делать? Кошка так на меня и пялится, вся пасть в крови. Загубила небось сотни мышек и птичек. Так и вижу: они идут строем прямо к ней в рот, как в том старом мультфильме. Она теперь меня нацелилась съесть.

— Погладь ее, — советует Сэм. — Зверюга принесла тебе подарочек и хочет поощрения.

— Ты моя маленькая кошка-убийца, — довольно воркует Даника.

— Что она делает?

— Мурлычет! Хорошая киса. Кто у нас страшное чудовище? Правильно, ты! Тигpa моя маленькая, злобная тигра! Да.

— Даника, ты что? — Мой сосед уже заикается от смеха.

— А ей нравится, только послушай, как урчит!

— Не мне тебе говорить, но кошки человеческого языка не понимают.

— Кто знает? — отзываюсь я. — Может, она все понимает, потому и урчит.