Белая кость
Шрифт:
Назначение он получил в Лиепайский подплав на «лягушку» — среднюю дизельную ракетную ПЛ проекта 665.
В казарме по-уставному четко, внятно и коротко представился командиру. Командир, капитан 3 ранга Воробьев, по прозвищу Васька-воробей, внимательно оглядев Трофимова, решил сразу «проверить его на укупорку» и отдал конкретный и нехитрый приказ:
— Лейтенант, наши матросы за камбузом копают яму для хозяйственных нужд части. Старший в группе копателей — мичман Ерков — выпускник школы мичманов, прибыл в экипаж только вчера. Зеленоват он еще, конечно, «годками» командовать. Кстати, ваш будущий подчиненный. Подстрахуйте его. Возглавьте эту работу. И к 17.30 жду вашего доклада об исполнении.
Коротко ответив «есть»,
Время было послеобеденное, солнце жарило нещадно. По инвентарю и предметам рабочего платья только тупой и слепой не определил бы, что разгильдяи просто загорают где-то поблизости. Похоже, перекур у воды перешел в загар с дремотой.
Время летело неумолимо, а у гостиницы на улице Нахимова, с чьей-то легкой руки названной «Черный тюльпан», сидя на чемоданах, Юрку ждала молодая жена. Свободных мест в этом «однозвёздном приюте подводника», естественно не было и в ближайшие полгода не предвиделось. Наплыв молодых лейтенантов «съел» все свободные койки. Нужно было срочно искать хату. Конечно, приказ командира обсуждению не подлежал, но кто бы знал, как он был некстати!
Делать было нечего. Тихо выругавшись, лейтенант снял парадную тужурку, аккуратно повесил на одну из воткнутых в землю лопат. Сверху водрузил фуражку с галстуком. Засучил рукава, вывернул ворот белой рубашки на изнанку и, сунув болтающийся кортик за пояс, взялся за лопату.
Рытье ямы с перекурами уже заняло больше часа. Работа помаленьку подходила к логическому концу, когда на бруствер выброшенной земли, нагловато улыбаясь, выползли три тела с лицами матросов третьего года службы. За ними появился и мичман. Мичманом его пока, конечно, назвать было нельзя. Это был просто маленький, с виду тщедушный человек, с лицом молодого матроса и погонами мичмана. Заглядывая в яму на вспотевшего лицом лейтенанта, «копатели» замерли в вопросительном ожидании. Было очевидно, что все происходящее отлично наблюдалось с места их лежки, но поведение незнакомого офицера и элементарное любопытство с вопросом «а что будет дальше?» подталкивало их к дальнейшему, вполне осознанному пофигизму. Тяжелый взгляд незнакомого «начальника» сбил наглость с их лиц. Дальнейшее поведение лейтенанта ускоренно привело их в меридиан относительной серьезности и заставило внутренне признать в нем начальника, которого надо слушать и уважать.
— Где вы шляетесь... грёбаное копыто? Кто за вас работать будет? — голосом рубщика мясного магазина заорал Юрка. — Что, совсем охренели от солнца? Ну-ка, мухой в яму, клопы вонючие! Рисуйте нужную глубину, а то до конца службы будете здесь изображать братскую могилу... грёбаное копыто! А вы, товарищ мичман, доложите, как руководите вверенным вам личным составом!
Выдав эту воспитательно-унизительную тираду, Трофимов отбросил лопату и с легкостью спортсмена вынес свое внушительное тело на край ямы. Матросы же горохом скатились на дно, поспешно разбирая лопаты. На ходу по виду самый языкастый из матросов, как бы защищая корешей, недовольно бурчал, что они, мол, не «вечные двигатели» и тоже нуждаются в послеобеденном отдыхе, для восстановления положительных эмоций и энергии, которая при копке быстро уходит. А густо краснеющий мичман что-то тихо молол о какой-то демократии и чрезмерной требовательности в отношениях к подчиненным.
Юра весь этот бред слушал недолго. Времени до доклада оставалось минут сорок. И воспитанием «злых годков» с первого же дня заниматься не было никакого желания.
Но, посмотрев на матроса-наглеца, он все-таки подытожил:
— У вас положительные эмоции возникают только, если вам успешно удается на все «положить». Уверен, что когда тебя во флот призывали, вся деревня недели три отдыхала и праздновала от радости. Ну, а если уже в твои двадцать лет энергия быстро
— Почему в спешке-то? — трогая лицо, недоуменно спросил мичман.
— В спешке — это, когда бреешься и какаешь одновременно, поэтому и получается — плохо выбрит. И запомни, мичман, если и специальность ты не знаешь, то безжалостно буду тебя «бить по розовой попке», да так, что колени распухнут и уши твои лопоухие отвалятся, пока окончательно не поумнеешь и не станешь хорошим специалистом. Да! И пока погоны носишь, мой тебе совет: забудь этот бред о демократии. Это порождает у военных бардак. Не я это придумал. Демократия с элементами требовательности — это все равно, что запор с элементами поноса. Хрень, одним словом. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
Мичман молчал и по мере осознания, что перед ним его будущий командир БЧ-2, менял цвет лица с красного — на бледный.
Личный пример лейтенанта, и нешуточная угроза физически мощного человека ускоренно воодушевили суетившихся в яме на «стахановский»труд, да и масштабы уже выкопанного руками решительного офицера — впечатляли.
Наблюдая за продолжением работы, Юрка курил. Еще со срочной он курил много, предпочтительно «Беломор». Вдруг, закашлявшись, перевел дыхание, смачно сплюнул и слегка осевшим недовольным голосом выдал:
— Да! Ну, чувствую, мы с вами наслужимся!.. Грёбаное копыто!
Прозвище вместе с авторитетом прилипло к Юрке сразу, само собой, на всю оставшуюся службу.
Ровно в 17.30 прибыв к командиру, он доложил о выполнении приказания. Оторвавшись от газеты, командир с интересом посмотрел на лейтенанта и распорядился:
— Вам, лейтенант, «добро» на сход. Завтра прибыть к подъему флага. Буду вас представлять экипажу. Идите.
Лейтенант ему понравился.
Казарму Юрка покинул бегом. Гостиницу была через дорогу. Жена ждала там, где он ее оставил три часа назад. Предстоял еще нелегкий поиск ночлега.
22 февраля 2004 г.
Кроха
Это прозвище капитан 3 ранга Валера Коломиец получил, когда служил в лиепайском подплаве командиром средней ПЛ проекта 613. Его от рождения крупное телосложение абсолютно не соответствовало размерам вверенного корабля. И был он в лодке, как слон в посудной лавке. Как он стал командиром, а главное, каким здоровьем ему это досталось, одному Богу известно.
В море он сильно мучался от качки, а в прочном корпусе откровенно страдал от дефицита обитаемого пространства. Даже свою каюту во втором отсеке он удлинил в районе койки, сделав ящик для ног, который почти метровым «аппендицитом» выдвигался в кают-компанию офицеров. Но эти «мелочи» совершенно не влияли на его безумное желание попасть в академию, стать комбригом и, наконец, адмиралом.
Он не курил. Пил в меру, был подчеркнуто серьезен, любил поучать весь честной народ от матросов до друзей командиров, и поэтому относились к нему и воспринимали, прямо скажем, по-разному. При случае старались подколоть, подшутить, тем более что к юмору он относился неважно. Ну а шутки в свой адрес и прозвище «Кроха» он вообще переносил с трудом, жутко обижаясь. Поэтому сослуживцы либо делали это за глаза, либо с наигранным видом случайности. Общество это очень веселило, а Кроха в бессильной ярости скрежетал зубами и шевелил желваками, что делало его крупное лицо практически лошадиным.