Белая мышь
Шрифт:
Значит, бежать.
Она кинулась по рядам виноградников, стараясь всё время оставаться в тени. За спиной слышались крики на немецком и лай собак, а в высохшую почву то и дело вонзались пули, поднимая в воздух маленькие фонтанчики грунта. Земля билась о виноградные листья, словно дождь.
С востока донеслись новые крики и радостный лай. Кого-то схватили. Сукины дети. Быстрее, Нэнси. Она была уже у подножья холма. К западу от неё светили фонари, и она побежала сначала на восток, пробираясь между виноградных кустов, а затем снова на север. Кровь!
Виноградник закончился, и она упёрлась в забор из колючей проволоки. Перевалившись через него, Нэнси оказалась на небольшом квадратном лугу. Поднявшись на локтях, она впервые посмотрела вниз. Там, на уровне насыпи, продолжали светить фонари, но наверх пока никто не лез. Поезд всё ещё стоял.
Она перевернулась на спину и постаралась отдышаться, глядя на луну. Восстановив дыхание, Нэнси продолжила путь вдоль забора на восток, к дальнему углу поля. Ограда повела её севернее и вверх. Заросли остались справа.
Ей никогда не нравилась сельская местность. Она была городской девушкой до мозга костей. Когда друзья самодовольно и фанатично рассказывали ей о радостях прогулок по французской глубинке, она всерьёз считала, что они сошли с ума. Да, отсюда берётся еда и вино, но здесь нет магазинов, кафе, да и вообще – сколько времени можно смотреть на один и тот же пейзаж – часами, неделями? И нынешний опыт не добавлял ей поводов менять это мнение.
Она добралась до вершины. Англичанин вроде бы показывал на него. Вокруг стояла абсолютная тишина. Она села у зарослей и снова посмотрела вниз. Фонари по-прежнему шерстили виноградник, но уже отступая к поезду. Через некоторое время они погасли и поезд стал набирать ход. Она шумно выдохнула.
Только сейчас Нэнси поняла, что потеряла сумку. Всё тело сковал свинцовый холод – от кишок до горла. Документы. Деньги. Драгоценности. Кольцо, которое Анри подарил ей на помолвку. Твою мать! Она проносила его на пальце всю оккупацию, но для обстановки в квартире Мари оно было слишком роскошным, поэтому пришлось его снять и спрятать под подкладку сумки. А записка! Из предосторожности она ничего, кроме неё, не взяла на память об Анри, а теперь лишилась и последнего клочка бумаги с его почерком.
Впервые с тех пор, как немцы ступили на французскую землю, Нэнси заплакала. Она замёрзла, выбилась из сил. Кольцо. Записка. Как она могла уронить сумку и не заметить? Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт, чёрт.
Рядом что-то зашуршало, она вздрогнула и увидела, что к ней медленно идут Брут и рыжий. Рыжий остался стоять в стороне, а Брут сел рядом и протянул платок.
– Вы поранились, мадам?
– Нет, я в порядке. Простите. Глупо. Я потеряла сумку, в ней осталось кольцо, которое мне подарил жених. И все документы.
– Мне пойти поискать? – тихо спросил он.
– Не будь тупым придурком, – яростно зашептал рыжий. – Немцы оставили внизу людей. То, что они выключили фонари, не значит, что они ушли. Если тупая сука хочет сумку, пусть идёт и ищет сама.
– Я буду рад пойти, – не обращая внимания на рыжего, повторил Брут.
Нэнси задумалась, а потом покачала головой.
– Это слишком опасно. Нам нужно идти.
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Я устала больше, чем думала, вот и всё. Сегодня в темноте нам нужно будет
– У нас нет еды! И воды! – запротестовал рыжий.
– Если вам не хватает тюремных харчей, сдайтесь гестапо, – отрезала Нэнси.
Брут неуклюже похлопал её по плечу.
– Конечно, нам лучше перемещаться только в тёмное время суток. Мы дойдём.
14
Нэнси снова постучала в дверь. Давай. Ну давай же. Дверь чуть приоткрылась, и на булыжник мостовой упала тоненькая полоска света.
– Меня зовут Нэнси Фиокка, – сказала она. – Меня прислала Мари Диссар, она работала с Гэрроу. Я работала с Антуаном. Со мной двое мужчин, нам нужно перебраться через горы.
Ей оставалось только надеяться. Надеяться, что дверь откроет правильный человек, что он узнает чьё-нибудь имя и поможет.
Чтобы добраться сюда, им пришлось потратить два дня. Они передвигались только по ночам, днём отсиживаясь в заброшенных сараях или за деревьями. Каждый день мимо них проходили патрули – один раз в считаных сантиметрах от них, но их ни разу не заметили. Как-то они вышли прямо на местного жителя, который в предрассветный час шёл на своё поле. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом старик снял с плеча котомку и отдал им свой обед – хлеб, сыр и флягу с разбавленным вином. Это была их первая еда с тех пор, как они покинули квартиру в Тулузе.
Добравшись до окраин Перпиньяна, они начали думать, что делать дальше. Рыжий, который, как оказалось, бегло говорил по-французски, пошёл в город первым, словно ворон из Ноева ковчега. Нужно было аккуратно выяснить, остался ли кто из друзей в кафе, где им была назначена встреча. Он вернулся злой и с плохими новостями.
Ему удалось выяснить, что из тех, кто ехал с ними на поезде, троих поймали или убили. Их контакт теперь вне доступа – он слинял из города и ушёл через горы с двумя прибывшими на место встречи заключёнными. Им, хитрецам, удалось каким-то образом снова вернуться в поезд и как ни в чем не бывало занять свои места и продолжить путь. Они хотели подождать – говоря это, рыжий саркастично ухмыльнулся, но контакт был напуган и сказал, что отказывается сидеть в городе и ждать, пока придет гестапо, и заставил их сделать выбор.
Потом настала очередь Нэнси. Как голубь, вылетевший из ковчега на поиски безопасной ветки, она отправилась в город по смутно припоминаемому адресу в надежде, что дверь откроет человек, который посмотрит на неё и как-нибудь поймёт, что она не врёт.
Дверь открылась чуть шире. Мужчина был ей незнаком. Он выглядел испуганным, но производил впечатление друга.
– Лучше зайдите.
Нэнси снова принялась считать. На этот раз – собственные шаги. Маршрут пролегал высоко в горах, потому что там их не могли учуять собаки, которых немцы активно задействовали в поисковой работе в более низких местах. Тропа уходила круто вверх и постоянно меняла угол наклона, лишая возможности погрузиться в монотонный ритм. Нэнси неистово скучала по грузовику с углём, который вывез их из Периньяна в специальную зону, растянувшуюся на двадцать километров от границы с Испанией. Забавно: пока их везли, она совершенно точно не наслаждалась процессом, но даже трястись по просёлочным дорогам в неудобном положении между двумя мешками с углём было раем по сравнению с этим переходом.