Белая нить
Шрифт:
– Хорош придуриваться! – В Олеандре снова заклокотала ярость. – Довольно!..
Он так и застыл с открытым ртом. Перед внутренним оком промелькнуло лицо архихранителя. Захотелось срочно прополоскать горло и сплюнуть прилипшее к языку словечко, которое так любил Аспарагус, в ведро.
– Наследник! – прозвучал совсем рядом бархатный голос, горьким ядом просачиваясь в душу.
Твою ж!.. Нет, ну как такое возможно?! Только помяни Стальное отродье в маске – и оно тут как тут.
– О-о-о, – протянул Рубин,
И правда. Следом за Аспарагусом ступал его былой сослуживец – Каладиум, отец Фрезии. У двора они поравнялись. Переглянулись и вышли к разворошенной сетке рука об руку, меч к мечу.
Жаль, никаких признаков грома и молнии на небе не наблюдалось.
Пока Аспарагус разгонял зевак, Каладиум оглядывал дом с видом существа, привыкшего глядеть на всё и вся свысока. Его рука упиралась в бедро, чуть комкая золотой плащ. Одна полоска щетины делила подбородок надвое, вторая тонкими усами оттеняла по-детски надутые губы.
– Дивно, дивно… – елейный тоном пропел Стальной Палач, Меч Правосудия, Золотой Кинжал, Потрошитель…
Прозвищам, которыми наградили Каладиума, конца не имелось.
Если Аспарагус служил Стальному Шипу глазами и ушами, Каладиум – безотказным орудием расправы. При виде первого дриады спешили раскланяться и спрятаться в хижинах, при встрече со вторым – вытягивались по струнке и замирали, будто заледеневшие прутья.
Ныне все пошло схожим путем. С единственным отличием: поселенцы явно запутались. Одни удалились, только и сверкая каблуками сапог. Другие застыли, страшась моргнуть.
И последних Аспарагусу пришлось едва ли не силком выпихивать со двора.
Олеандр не относил себя ни к беглецам, ни к закоченевшим. Хотя на вторых все же походил больше. Он вмиг ощутил себя червяком, по воле злого рока оказавшимся подле когтистых лап грифона. Вот и угораздило же его породниться с Палачом в шкуре тонкокостного мужчины, которому танцы с мечами отплясывать бы, но уж точно не отсекать головы.
– Мой будущий зять, – Каладиум посмотрел на него в упор, и взгляд этот словно вытягивал из тела силы. – Счастлив видеть вас в добром здравии. Хвала Тофосу, беда миновала. Вы живы.
Тонкая рука с окольцованными пальцами протянулась к Олеандру. Ничего не поделаешь, на приветствие пришлось ответить. К счастью, потом никто не помешал отвести кисть за спину и обтереть. Зелен лист, он бы лучше окунул ее в чан с горячей водицей и отмыл с мочалкой.
Но, как говорится, пустому столу и иссохший листок послужил украшением.
– Ой! – Рубин рыгнул и выпустил изо рта тучку дыма. – Извиняйте, господа.
От него смердело гарью, табачными листьями и выпивкой. Не вином. Чем-то едким, вроде глушницы. Из любопытства Олеандр как-то раз ее вкусил и едва отдышался, чудилось, сгорая заживо. На вкус она оказалась паршивой. Все равно что
– Пьянь ядовитая, – прошипела Драцена, но в наступившей тишине ее услышал каждый.
– Грубовато, – буркнул Рубин под тяжелый вздох Аспарагуса. – Хамка ты, знаешь…
На ладони Каладиума вспыхнул зеленый огонек чар, который тут же спрыгнул наземь и впитался в листок:
– Болтает сын Цитрина много, истинно? – вымолвил и закатал рукава, недобро ухмыляясь. Он повысил голос: – Рубин, будьте любезны, умолкните!
В тот же миг лист вспорхнул и накрепко приклеился ко рту Рубина. Тот ошалело моргнул и принялся сдирать кляп.
– Каладиум! – вскрикнул Аспарагус.
– Аспарагус. – Поклонился ему тот.
– Рубин! – Олеандр поспешил на помощь приятелю.
– Зефирантес!..
Чего? А он тут откуда взялся? Олеандр повернул голову к дому. Аспарагус и Каладиум тоже. Зеф топтался под крышей веранды и почесывал щетину. Выглядел он лучше – следы ошеломления исчезли.
– Эм-м-м, – проронил он. – Извините, думал, вы перекличку затеяли. Ошибся, видать.
– Мило. – У Аспарагуса задергался единственный видящий глаз.
Бред какой-то! Олеандр сглотнул и медленно втянул носом воздух. Еще разок, еще и еще.
– Так, – начал он, взывая к рассудку и собирая мысли в кучу. – Мы ловили силина, и я…
Слова повисли на кончике языка, по двору ураганом разлетелся шипящий вопль:
– Я убью тебя! – Рубин откинул сорванный кляп и придавил каблуком сапога, растирая в кашицу.
Остроконечный капюшон сполз с его макушки, выявляя лицо с вздувшимися заалевшими венами. Его клыки оголились. Правая ладонь сжалась в кулак и вспыхнула пламенем.
Тишина сомкнулась над двором. На лицах Зефа и Драцены застыл откровенный ужас. Аспарагус дёрнул щекой.
Даже Каладиум пошатнулся – видимо, врожденный страх огня пошатнул годами оттачиваемое умение скрывать чувства, перенятое у океанид.
– Вы ко мне обращаетесь? – оживился он и ткнул себя пальцем в грудь.
– Никто. Не смеет. Затыкать. Мне. Рот! – брызжа слюной, проорал Рубин. – Никто! Смекаешь?!
Он тяжело дышал, сжимая и разжимая огненный кулак. Из раздутых ноздрей вырывался дым, белки глаз покраснели, почти слились с алой радужкой.
Олеандр сделал осторожный шаг к Рубину. Для верности поднял руки к ушам, давая понять, что нападать не собирается.
– Э-эй, дружище! – Голос предательски срывался на писк. – Ты чего распалился-то? Ты ведь сознаешь, что можешь натворить? Ты ведь не хочешь никому вредить, я прав?..
Еще шаг.
– …Ты нарушаешь закон, Рубин, слышишь? Не мне тебе рассказывать, что разжигать пламя в лесу запрещено…
Шаг.
– …Посмотри на меня!
– Не приближайтесь. – Рука с серебряным перстнем сжала плечо Олеандра и потянула назад.