Белая полоса
Шрифт:
В воскресенье вечером я позвонил Леониду.
— Здорово, Игорёня! — сказал он. — Слушай, ко мне тут Опанас подсылал человечка. Говорит, был по своим делам в СИЗО — дай, думаю, дёрну, узнаю, как я тут и что. Спрашивал, чем помочь. Оставил свой телефон. Я сам охуел. Говорит, Пётр Никитович зла не держит. Обращайся: что нужно, с лагерем может помочь. Игорёня, нас хотят убить. Фу… жара! — И в трубке стало слышно то ли смех, то ли сопение.
— Может быть, они хотят, чтобы я позвонил?
— Позвони, я тебе сейчас дам телефон.
— Я не умею с ними разговаривать, — улыбнулся я, как будто Леонид находился напротив.
— Давай я поговорю.
—
— Ну, так и так, человек интересуется, чем он может быть вам полезен и что вы могли бы для него сделать.
— Чем может быть ещё полезен, — поправил я Леонида. — Они мне всё, что могли, уже сделали.
— Да хуй его знает, Игорёня!
— Лёня, я им ничего не обещал и с ними ни о чём не договаривался. А суд ты видел сам.
— Всё будет хорошо, родной. Я знаю, что всё будет хорошо.
— Я тут Макарова видел.
— Я уже пробил, что это он.
— А что с ним такое?
— Хуй его знает. Говорят, что его то ли приняли, то ли сам пришёл в России. Там то ли обоссали, то ли выебали и отдали сюда. Привезли, говорят, вот в такой же красной робе, как там у вас, с пакетом в руках и в тапочках.
— Но он же не осуждённый.
— Да хуй его знает. Он сейчас в отдельном делопроизводстве. Но по закону его не могут судить отдельно. Приговор должны отменить и заново судить всех вместе. Только они этого делать не будут. А где ты его видел?
— В кабинет зашёл, на следственке. Сказал, что он тут, чтобы мне помочь.
— Хуй его знает. Но он ещё выйдет либо на тебя, либо на меня.
Прошло несколько дней, и дежурный принёс мне записку.
— Читай прямо тут, я её должен вернуть.
Он протянул сложенную вчетверо треть тетрадного листа, где без имени и формальностей малявы было выведено печатным шрифтом: «Я тут для того, чтобы тебе помочь. Тебя посадил Фека. Я буду брать всё на себя. Нужно лавэ. Подумай, о чём я написал. Маляву верни. И. М.».
— Я не знаю, кто это, — сказал я дежурному и вернул записку.
Ещё через несколько дней Макаров подошел к кормушке.
— Лёня, он тут ходит как хочет, — сказал я Леониду, когда в этот же вечер разговаривал с ним по телефону.
— Игорёня, ему помогает Мартон.
— Кто это?
— Да есть такой один. На хуй тебе нужно! Что он хотел?
— Говорит, что меня посадил Фиалковский и что он тут для того, чтобы мне помочь. Я предложил ему рассказать об этом следователю. Но он сказал, что грузить Феку не хочет, будет брать всё на себя. Однако ему нужны деньги, у него есть зарубежный счёт — осталось договориться о сумме.
— Игорёня, послушал его, а теперь пошли его на хуй! Я знаю, кто такой Макар. Он на малолетке остался бугром над такими же, как сам. Он на связи сейчас с каким-нибудь м'yсором, чтобы выкачать из тебя бабло. И он всё равно сделает, как ему скажут мусор'a. Хочешь, я его ёбну, чтобы он оставил тебя в покое?
— Пожалуйста, не надо, Лёня, — умоляющим голосом, смеясь и в то же время серьёзно сказал я. — Он придёт с набитой мордой к следователю, когда у них не получится, что я его подкупал, и скажет, что я тебя нанял его запугать, брать всё на себя. Ему же нужно что-то делать, чтобы не получить ПЖ.
— Игорёня, ему ПЖ не дадут. Ты знаешь, что это за перец. Пошли его на хуй. Ты касачки отправил?
— Уже давно.
— Я тоже отправил. Всё будет хорошо, родной.
Я попрощался с Леонидом.
Заканчивался сентябрь. Дело ещё не было назначено к рассмотрению в Верховном суде.
— Я думаю, назначат на после выборов, —
Кучма отбыл два срока. Что же касалось кандидата от власти, то долгое время им считался тот же Кучма. Правда, конституция Украины предусматривала только два президентских срока, последний из которых у Кучмы оканчивался в этом, 2004 году. Но Конституционный суд нашёл «основания», чтобы позволить ему баллотироваться на третий срок. Рейтинг же Кучмы упал до критического минимума (в чём немалую роль сыграл кассетный скандал), и ему ничего не оставалось, как отказаться от попыток в который раз занять пост Президента. Первый тур голосования был назначен на 31 октября. И, как говорили, Леонид Данилович выбрал своим преемником Януковича — как бытовало мнение, пророссийского лидера из восточной части Украины. Его единственным реальным оппонентом назывался Ющенко, декларировавший европейские ценности и, как бытовало мнение у другой части электората, поддерживаемый Америкой.
— Хорошо, хоть этого гондона не будет! — сказал Леонид. — Если бы Верховный суд хотел тебя утвердить, то суд уже был бы. А так они не знают, что делать. Апелляционный суд — это такое. Но Верховный суд на себя откровенную липу брать не будет. Вот они и тянут. Они будут ждать выборов.
В середине октября Алексею принесли уведомление о назначении дня слушания его дела в Верховном суде.
— Это пиздец, — сказал он. — Ты тут полгода сидишь — и ни хуя. А у меня через три месяца уже Верховный суд. Точно утвердят ПЖ. Они там даже не читали моё дело.
С таким настроением через неделю Алексей вышел из камеры, когда его с утра заказали на Верховный суд.
— Дайте мне пендель, помойте за мной пол.
— Может, на хуй послать? Говорят, помогает, — сказал ему Дима.
— И не готовьте на меня ужин.
— Давай иди, вечером будешь тут.
Дверь закрылась.
— Я ни разу не видел, чтобы кому-то на моих глазах отменили ПЖ, — сказал Дима. — А по его делюге и слушать не будут. Он сам говорит, что в первом суде признавал, что это он.
Двоим в трёхместной камере сразу стало просторнее.
Весь день шёл дождь. Телевизионные каналы были загружены рекламой кандидатов в Президенты, и мы под стук капель по металлизированному стеклу короба, прикрывавшего зарешёченное окно, занимались своими делами. Дима читал книгу, я листал учебник английского. Прошёл обед. На ужин была картошка, которая в тюрьме появлялась только осенью и под Новый год пропадала до следующего урожая. Дима, как обычно, набрал несколько порций тушёной с комбижиром картошки в пластиковый судок, чтобы промыть кипятком, поесть вечером и на следующий день сварить суп. Питание на участке ПЛС отличалось от следственного корпуса. Баландёр после раздачи пищи переспрашивал по камерам, не выдать ли кому дополнительную порцию. Пожизненно заключённые относили такое отношение на финансирование их содержания то ли Европейским Союзом, то ли Советом Европы. На «бункере» говорили, что на каждого осуждённого к ПЛС Европа выделяет 60 евро в сутки, и государство так создаёт видимость, что эти деньги идут по назначению. И даже ходили слухи, что государство намеренно штампует пожизненников, количество которых за последний год приближалось к 1000, чтобы зарабатывать таким образом деньги в бюджет. Правда, эта версия выглядела очень неправдоподобной. Но, благодаря ли Европе или начальнику учреждения, питание на участке ПЛС было значительно лучше, чем на корпусе. А условия проживания, как говорил Дима, для многих лучше, чем в теплотрассе.