Белая полоса

Шагин Игорь Игоревич

— Ты видел? — спросила Елена Павловна.

По телевизионным каналам ещё не один раз показывали уже названное историческим заседание Верховного суда о признании второго тура президентских выборов недействительным и назначении повторного голосования. И крупным планом среди двенадцати человек в чёрных мантиях большой коллегии — судью с редкими жирными седыми волосами, лежавшими и торчавшими в разные стороны на макушке.

Время шло. Ни места, ни времени провозглашения

полного текста решения по моей кассационной жалобе и других осуждённых и адвокатов суд не определил. И только после подачи моими адвокатами жалобы в Верховный суд Украины, более чем через месяц после вынесения решения об утверждении в отношении меня пожизненного приговора спецчастью СИЗО-13 17 января 2005 года я был ознакомлен с полным текстом определения Верховного суда, а адвокатам сообщили о месте нахождения текста решения.

В решении Верховного суда не было приведено никаких обоснований его вынесения, принятия либо отклонения доказательств, которые были предоставлены в подтверждение моей невиновности. В нарушение требований закона также не было приведено ни сущности жалоб или краткого пояснения лиц, которые участвовали в заседании, ни анализа доказательств, предоставленных суду. Коллегия палаты по уголовным делам Верховного суда Украины механически копировала приговор Апелляционного суда г. Киева.

— Игорёня! Нас хотят убить, — позвонил мне Леонид. — Мне сказали, что меня отправляют в Харьков. — Я невольно вспомнил большой треугольник: Киев, Харьков, Днепропетровск. — Надо что-то делать, родной!

На следующий день он снова позвонил и сказал, что его отправляют в Полтавскую область. А поскольку нет прямого этапа — пересылка через Харьков. На следующий день Леонида увезли.

В марте зазвенела капель. Во двориках растаял снег.

Лучи апрельского солнца начали прогревать сырой бетон. Под стеной появился первый маленький зелёный росток. Удивительно росла берёзка на высоте в десять метров от земли из старой кирпичной стены. На ней, казалось, начали набухать, лопаться и распускаться почки. Далеко выше была глубина синего неба с плывущими под ним кучевыми бело-серыми облаками.

— Что бы тебе хотелось на день рождения? — спросила меня Оля.

— Хочу домой, — твёрдо ответил я.

Меня снова посетила Лысак с подготовленной от моего на её имя доверенностью для обращения в Европейский суд.

— Мне сказали, что тебя скоро могут увезти. Месяц-два, — добавила она.

Я позвонил маме и Оле — сказать, что как только что-то узнаю, сразу сообщу. Также сказал, что перезвоню на следующий день.

На следующий день в дневную смену я ждал корпусного Сергея. Но он не пришёл.

Сержант на коридоре сказал, что Сергея больше не будет: он на «Катьке» уже не стоит. В обед я снова взял из холодильника брикет масла. Но телефона в масле не оказалось.

Во время раздачи ужина я увидел Николая — прапорщика, который когда-то приходил ко мне на следственный корпус за помощью в женские камеры пожизненного блока.

— Тебя увозят, — тихо сказал он.

И я попросил его срочно сходить на корпус и принести оставленный Леонидом на всякий случай мне в одной из камер свой телефон.

Вернувшись, Николай дал мне в кормушку слайдер в куске хозяйственного мыла. Я аккуратно вынул аппарат и поставил его на зарядку, ещё не зная, чт'o с ним буду делать потом. Батарея накопила заряд, и я набрал мамин номер. Потом передумал и набрал Олин. Прошло десять гудков, но трубку никто не снял. Я снова набрал Олю, но тут в коридоре щелкнул электрозамок, и за открывшейся входной дверью послышались шаги. Дима подошёл к двери. Что-то пикнуло, как будто сработал металлоискатель.

— Обыск, — сказал Дима.

И я начал ломать слайдер. Когда открылась дверь в нашу камеру, Дима пропихивал рукой последний кусок от телефона в колено канализационной трубы-дючки.

Нас в наручниках, обыскав, отвели в конец коридора за угол. И полчаса или больше работники в камуфлированной зелёной форме и в чёрных масках-шапочках с прорезями для глаз проверяли нашу камеру.

— Кто это? — спросил я у дежурного, когда нас заводили обратно.

— Не знаю, — ответил он. — Наверное, свои.

Я сел на нару, оглядел потолок. Потом стены камеры. Они начали давить. А внешний мир, казалось, сжался и разместился в пространство между этих стен.

«Чёрная полоса», — подсказывал мне внутренний голос.

На рифлёной матовой поверхности снова появилось жёлтое пятно прожектора. Или это был свет наступающего дня?

В коридоре снова щёлкнул замок, и кто-то подошёл к двери.

Я ещё раз оглядел камеру следственного изолятора участка ПЛС. Железная дверь, крашеные стены, пожелтевший потолок. Тяжёлая решётка на окне, за ней ещё одна.

«Чёрная полоса», — повторял мне внутренний голос.

«Нет», — не соглашался я.

Это была белая полоса…

* * *

— Шагин, — раздался голос. Потом наступила пауза. — Готовься: в шесть часов этап.

Конец первой книги